– Она была моей школьной подружкой, – объяснил он мне. – Но я не просил ее дожидаться меня. И я уже не ребенок. Война… Ей никогда не понять этого так, как понимаешь ты. Ты единственная, кто это знает.

Это было правдой, мы с Баком прошли через войну, а его мать даже не трудилась произнести это слово. Но время шло, и мы с ним обрели многое: дом, и сына, и счастье.

Его родители так и не приняли меня по-настоящему, зато отец Мелони был ко мне добр. Он взял меня на работу церковным секретарем, и я наслаждалась, составляя информационные бюллетени и собирая в вестибюле маленькую библиотеку. Местным понадобилось время, чтобы простить меня за «похищение» Бака у его подружки по старшей школе, но чем язвительнее были горожане, тем нежнее становился Бак. Когда я показала ему фотографию двора Американской библиотеки в Париже, он устроил целый бордюр из петуний, как там. Через своих армейских друзей на Востоке он находил книги на французском, и на моих полках появились романы профессора Коэн, изданные в Египте после войны. Хотя та рукопись, которую она доверила мне, так и не была опубликована, мне нравилось думать, что она находится в безопасности в библиотеке. Бак никогда не жаловался на дороговизну моей подписки на парижское издание «Геральд», никогда не упоминал о том, что новости приходят с опозданием на неделю.

– Одним женщинам хочется иметь драгоценности, а тебе хочется иметь бумажки, – говорил он. – Я это знал, когда женился на тебе.

Я прочитывала каждую колонку новостей Американской библиотеки и так узнала, что мисс Ридер снова получила работу в Библиотеке Конгресса, мисс Уэдд освободили из лагеря для интернированных и она вернулась в нашу библиотеку, Битси стала заместителем директора, графиня опубликовала свои мемуары, Борис ушел на пенсию. Было приятно знать, что библиотека по-прежнему существует и функционирует. Год за годом я узнавала, как мой отец дает интервью по поводу роста потребления наркотиков в городе, а Маргарет налаживает свое дело. Я скучала по ним, особенно по Маргарет.

А теперь я бродила по дому как призрак, которому некого преследовать. Я ела в одиночестве. Спала одна. Меня уже тошнило от одиночества. В кладовке я смотрела на свою шкатулку, где хранила письма, которые не смогла тогда сжечь. Я совершала ошибки. Я училась, но всегда недостаточно быстро. Если бы моя жизнь была книгой, состоящей из глав одновременно и скучных, и волнующих, горестных и забавных, трагических и романтических, то пришла пора подумать о последней странице. Я была одинока. Если бы только моя история могла на этом закончиться. Если бы только я набралась храбрости захлопнуть эту книгу раз и навсегда…