Сглотнув, я облизала пересохшие губы, но это не помогло.
– Мы не можем терять время.
– Нет, можем.
– Иван.
– Джесмин.
– Иван, – буквально застонала я, не желая слушать эту чушь собачью. Ни свою, ни его.
– Мы больше не будем тренироваться, поэтому прекрати говорить об этом.
У нас оставался всего один день.
Иван вздохнул:
– Я опущу тебя через минуту. Перестань ерзать, – приказал он, продолжая нести меня, продолжая идти, не прилагая особых усилий, при этом, когда он держал меня руках, его дыхание оставалось спокойным и ровным.
Я буду ругать себя за то, что, испытывая головокружение и чувствуя себя изнуренной, я послушалась его. И за то, что прислонилась головой к ямочке между его плечом и шеей. Мне не нужно было обвивать его шею руками. Он ни за что на свете не уронил бы меня. Ему ничего не стоило нести меня.
– Твоя мама на работе? – тихо спросил Иван минуту спустя.
– Нет, она… они с Беном уехали в отпуск на Гавайи, – ответила я слабым голосом, смутно осознавая, как быстро я качусь под откос. По всему моему телу снова пробежал озноб, и я вздрогнула так резко, как никогда.
– За что? – спросил он, наклонив голову и посмотрев на меня так, что я почувствовала его дыхание на своей шее.
Прижав голову к его холодной шее, я выдохнула, не принимая всерьез того, что складки, появившиеся между его бровей, говорят о том, что дело плохо, и замечая только, что меня по-прежнему бьет озноб.
– То, что я заболела, это моя вина. Я никогда не болела. – Я вновь содрогнулась от повторного приступа озноба, пробежавшего от плеч по позвоночнику.
– Все нормально.
– Нет. Мы не можем тратить время попусту. Может быть, я вздремну, и мы сможем продолжить тренировку вечером, – предложила я, с трудом выговаривая каждое слово и растягивая каждое последующее больше, чем предыдущее. – Я буду отдыхать, сколько ты скажешь.