Никто из нас не произнес ни слова, когда я собрала почти все, что было черным или белым, и запихнула в сумку, проверив, что захватила с собой рабочую одежду, просто на всякий случай. Потому что, если я могла отложить тренировку, я не могла взять отгул на работе. Мне понадобилось меньше десяти минут на то, чтобы собрать вещи и туалетные принадлежности и засунуть их в сумку. Потом, собрав еще один комплект одежды, я надела его на себя и сунула ноги во вьетнамки.
– Готова, – пробормотала я, сверля взглядом мужчину, который так и сидел на моей кровати.
Он встал, по-прежнему не глядя на меня, и вышел из комнаты, сделав вид, что не замечает меня.
Сука.
Я пошла следом, выключая свет и недовольно вздыхая. Чувствуя себя неловко, я молча включила сигнализацию и закрыла входную дверь, а Иван пошел дальше по подъездной дорожке. Как я могла быть такой дурой, что оставила это дерьмо в своем прикроватном столике? И зачем ему, черт возьми, было копаться в моих вещах?
Проклятье.
Голова у меня снова загудела, и стало тошнить. Выждав время, я развернулась и еще раз вздохнула, посмотрев на машину Ивана. Я увидела его.
Но я не увидела его машины.
Зато он стоял возле белого минивэна.
Я уставилась на него.
– Ты идешь или тебя снова придется уговаривать? – спросил он своим мерзким снисходительным тоном.
Я слишком устала и не могла поднять средний палец, но надеялась, что он поймет.
– Где твоя машина?
Он махнул рукой в сторону. К минивэну. При этом он вскинул брови.
Я вздохнула.
Там, куда показывала рука, ничего не было.
– Я серьезно.
– Я тоже. Это моя машина. Садись.