Мгновение я выжидаю, потом говорю без особого оживления:
– Вы с папой решили сойтись.
В трубке потрясенное молчание.
– Откуда ты… Как ты вообще могла… – Мама на миг затихает, потом пронзительно кричит: – Он тебе уже все рассказал?! Вот паршивец! Сам сказал, что каждый позвонит одному из детей: мол, он позвонит Тому, а я расскажу тебе. Ну никак нельзя этому человеку верить! А я еще удивлялась, зачем ты сразу переключалась на голосовую почту! Он просто бессовестный лжец! Как я вообще могла подумать, что он наконец-то изменился!
Ну, может, и изменился – только ненадолго!
– Да ладно, мам, – прочистив горло, успокаиваю ее я. – Просто он слишком рад, наверно, и взволнован, чтобы ждать. Наверняка Том просто не снял трубку, вот он и…
– Погоди-ка, – обрывает она меня. – Сейчас позвоню этому говнюку, и мы устроим конференц-связь… Оставайся на линии.
– Подожди, не надо, – испуганно говорю я. У меня нет ни малейшего желания во всем этом участвовать, однако мама уже успевает отключить мне звук.
Я тяжело вздыхаю. Нет, я так больше не могу.
Всего через минуту они снова появляются в эфире – и уже вовсю друг на друга орут.
– У нас была договоренность! – вопит мама. – Ты лжец! Каким был лжецом, таким и остался!
– Нет, это ты не так все поняла! – кричит в ответ отец. – Тупая ты корова с птичьими мозгами! Нечего винить меня в собственной же глупости! Я сказал, что позвоню киске, а ты попытаешься связаться с другим нашим отпрыском.
– А почему это я должна была с тобою соглашаться? – визгливо возмущается мать. – Мы с тобою оба знаем, что Том не ответит, – вот потому ты и сказал, что я могу тогда позвонить Лайле. Я думала, ты наконец стал здраво мыслить и научился думать в первую очередь о других. Но ты же никогда не изменишься, навозная ты обезьяна!
Я уже не уверена, что они вообще помнят о моем присутствии на связи, и я уже подумываю просто повесить трубку и оставить их ругаться дальше. Однако внезапно во мне верх берет любопытство.
– Эй, алё! – кричу я, и оба моментально умолкают. – То есть вы передумали уже сходиться?
Повисает оглушительная тишина.
Наконец подает голос отец, причем уже намного тише:
– С чего ты так говоришь, Делайла? Разумеется, не передумали. Мы любим друг друга. И всегда друг друга любили.
– Это чистая правда, Лайла, – присоединяется мама, уже с совершенно счастливым голосом. – Видишь ли, милая, мы сейчас проясним между собой кое-какие проблемы, а потом будем жить в гармонии и согласии всю оставшуюся жизнь.
Я испускаю короткий ехидный смешок: