Мартынов обвел глазами свою комнату и вдруг перепугался. Принимать блистательную даму в такой берлоге?
Квартира и так-то не отличается роскошью: скучные стеллажи с блеклыми стопками научных журналов, старый обшарпанный письменный стол… А теперь еще — разобранная кровать, початые пузырьки с лекарствами. На наволочке — уродливый розовый подтек. В отсутствие Ирины профессор не удержал кружку с компотом, и все пролилось прямо на подушку.
Владимир Константинович, боясь не успеть, перевернул подушку чистой стороной кверху.
А он сам? Ужас, позорище. Непричесан, небрит. А эта пижама? Сколько ей лет? Пятнадцать? Двадцать? Четверть века? Ирина давно порывалась ее выбросить, но он категорически запретил. Привык к старой вещи, сроднился с ней. Какого цвета она была прежде? Кажется, ярко-голубая. Или лиловая?
Совсем забыв, что ему запрещено вставать, профессор вскочил на ноги и бросился в ванную приводить себя в порядок. Сбривая трехдневную щетину, он порезал подбородок, зато ни разу не почувствовал сердечного спазма. А ведь до сих пор приступы повторялись чуть ли не каждый час…
…Ирина вошла с авоськой яблок и груш и принюхалась. В квартире пахло не валокордином, а одеколоном! В чем дело?
Она нашла отца не в постели, а за столом. Кровать была аккуратно застелена, а сам Владимир Константинович одет в отглаженную рубашку.
Причем видно было, что гладил он ее сам: вдоль рукава — наутюженная складочка. Женщина никогда бы так не сделала.
— Платоша! — изумленно протянула Ирина. — Ты что, на свидание собрался?
Профессор смутился: сама того не ведая, его дочь попала в точку!
— Н-ну, понимаешь, Ириш… Ко мне должны прийти… Неудобно принимать гостей в постели.
— Неудобно штаны через голову надевать! — отрезала Ирина. — Доктор сказал — не вставать ни в коем случае. Живо в постель!
Отец посмотрел на нее робко, просяще:
— Ириш, пожалуйста! Эта встреча… понимаешь, она очень для меня важна.
— Опять какой-нибудь коллега из Амстердама? Будете, как обычно, до хрипоты спорить о проблемах бытия? Да еще, чего доброго, курить?
— Никаких сигарет, обещаю тебе! Да у меня их и нет, ты же знаешь.
— Знаю, знаю, как это обычно бывает. Гость разваливается в кресле, достает пачку какого-нибудь «Уинстона» или каких-нибудь «Голуаз»: «Профессор, не желаете ли? А кстати, где у вас пепельница?» Потом в комнату не войдешь, хоть топор вешай.
— У этой посетительницы не будет сигарет.
Ирина даже присвистнула:
— Ах, это еще и женщина? Ну, Платоша, ты даешь! Не теряешь времени! Тогда я, с твоего позволения, уйду. Третий, сам понимаешь, лишний в такой ситуации.