У меня не было друзей и подруг. Кроме Лизы. Но мы с ней так редко виделись, что и подругами нас трудно назвать. Хотя если честно, после каждой встречи мне очень хотелось сделать наши прогулки чаще. Потому что Лиза была открытой, жизнерадостной. Ее жизнь кипела, и где-то в глубине души я ей завидовала. Но ничего не могла с собой сделать. У меня был Никита, которого я безумно любила, родители и работа. На этом все.

Я не хожу на свидания. Да и на парней-то в общем даже не смотрю. Хотя мне всего девятнадцать, я симпатичная, не глупая, а когда-то была общительной, довольно смелой и немного безбашенной. Конечно, была. Чего только стоил мой первый поход в квартиру к Торопову? Или просьбы научиться целоваться?

А сейчас я другая. Я шарахаюсь от парней, как от чумы. Потому что боюсь встретить кого-то, довериться и снова быть обманутой. Вот с этим у меня проблема. Я вообще удивлена как я сблизилась с Котовым? Наверное, только благодаря его природному обаянию и интересу к Ксюше.

Глядя на свое размытое отражение в стекле мне вдруг захотелось вернуться туда, где у меня не было ни проблем, не забот. Где я радовалась каждому дню и смеялась над любой шуткой. И, наверное, я бы смогла, но пока в моей жизни был Торопов, вряд ли это получится. Я слишком была зависима от него. Я знала, что он наплевал на меня, бросил, когда был очень нужен, и не один раз, но пока я думаю о нем в любом ключе, будь то ненависть или тревога, любое переживание, я не смогу перешагнуть этот период и начать все сначала. Я так и буду тонуть в боле, разрываться между ненавистью и притяжением, пока окончательно не сойду с ума. А до этого осталось совсем немного.

Мои размышления прервал звонок от Матвея.

— Маш, но все в порядке с этим чудовищем.

— Чудовищем? — я даже сразу не смогла вклиниться в смысл разговора.

— Ага. Чудовищем. Я бы даже посоветовал тебе с ним в ближайшее время не встречаться.

— Встречаться?

Я и не собиралась встречаться с ним. Просто волновалась и даже не столько за него, сколько за поступок папы.

— Он страшен, как черт. Нос набекрень, фонари под глазами, губы как вареники, но жить будет, — бодро отрапортовал Соколов.

Матвей был в своем репертуаре. И если бы не мои душевные терзания, я бы посмеялась вместе с ним.

— Мааатвей, — укоризненно протянула я, при этом облегченно выдохнув.

Не доверять Соколову у меня не было причин.

Матвей ничего не ответил, а через мгновение я услышала голос, который не готова была услышать: — Маш?

Я удивленно уставилась на телефон. — Маааш!?

— У тебя все хорошо?

Избитый моим папой Торопов решил узнать, как у меня дела.