Я хватаю Машу за волосы и притягиваю к себе, продолжая стоя вдалбливаться в эту девочку. Глубоко и неистово. И нам обоим хватает полминуты, чтобы взорваться почти одновременно. Сначала Маша начинает дрожать и просто падает в мои руки, а потом я едва успеваю прервать наше соитие, пачкая своей маленькой принцессе бедра своим семенем.
Мы стоим, прижавшись друг к другу и удовлетворенно пытаемся выровнять дыхание. А когда голова немного проясняется, Маша отстраняется от меня и стыдливо одергивает футболку, вызывая у меня усмешку. Она сначала сощуривает недовольно глаза на мою реакцию, а потом улыбается. Открыто и искренне.
— Больше так не делай, Торопов, — просит она. — Экстрим, конечно, возбуждает, но думаю Никите вряд ли бы понравилось такое зрелище.
— Не спорю. Но на будущее: отсутствие трусиков на тебе — это полная провокация с твоей стороны.
Маша удивленно открывает рот:
— Ты думаешь, я специально? Я просто не нашла их! И вообще!
Я прикладываю палец к губам Маши
— Нет, не надо, принцесса. До вечера никакого анализа, выводов и самобичевания. Как только вернусь, вместе обсудим твои сомнения. Хорошо? А сейчас бегом в душ!
Пока Маша принимала душ, я успел приготовить себе одежду и выпить кофе с блинами. Потом сам искупался, оделся и еще раз поцеловав в губы Машу и попрощавшись с Никитой, поехал в офис.
Я видел в глазах Маши сомнение. Я видел, как что она не знает, что делать с моим появлением. И не может понять, что и почему происходит сейчас с нами. Но меня это не пугает. Главное, чтобы она сделал правильные выводы и дала мне шанс все исправить.
Тогда на приеме у Хворостова я даже мечтать не смел о таком. Я был раздавлен, подавлен и окончательно возненавидел себя. Я обидел Машу. Ведь видел, что она дрожит, как осиновый лист, наивно опускает глаза и заливается румянцем от щекотливых тем. Тут дурак поймет, что она еще девственница, либо неопытна настолько, что больше одного раза у нее ничего ни с кем не было. Но нет же! Я был так обижен и так слеп, и так помешан на ней, что ничего не увидел. Не понял, не услышал и наломал дров.
Я был в таком шоке в тот вечер, что едва себя контролировал. Мне так хотелось стереть с лица земли Инну и ее помощников, и так хотелось быть рядом с Машей. Я даже ни сразу до конца поверил, что Маша девственница. Два с лишним года я думал, что это я пострадавшая сторона, а оказалось, что я просто козел, который сломал невинному ребенку жизнь. И если она не простит меня, то и жить я больше не видел смысла.
Но слава богу на тот момент со мной был Макс. Для начала он поехал со мной в Германию и просто уберег меня еще ото одного греха. Я хотел придушить Инну собственными руками. К моему приезду к Инне я уже понял, что я натворил и почему-то тогда небо в клетку мне не казалось самой наихудшей перспективой. Если бы не присутствие Головина при моем разговоре с женой, я бы не сдержался. А так подарил ей еще две недели жизни. Меня до сих пор дрожь охватывает, когда я вспоминаю ее злорадный смех. Она была так рада, что ей удалось провернуть наше с Машей расставание. Она просто светилась от счастья, разбив не только наши сердца на осколки, но и сломав нам обоим жизни. И плевать она хотела, что ни один из нас так и не смог собрать эти осколки воедино. И не на секунду не раскаивалась. Мне так хотелось отомстить ей, наказать ее и всех соучастников, но не успел. Все случилось без моего вмешательства.