— Джабир! — молодой человек подумал, что снова двинулся, размечтавшись, и повернулся к Нурсане, чтобы уверить, что он не хотел, и замер в испуге.

Девушка прижимала руку к носу, смотря на него широко распахнутыми от испуга глазами.

— Что? Что случилось? — подскочил к любимой он.

— Я не знаю, — Нурсана отняла пальцы от носа — те были в крови, а из ноздрей ещё продолжали течь два красных ручейка.

— Все хорошо, Нурсана, это просто кровь, у всех бывает, — успокаивал он любимую, видя, как с милого лица сходят все краски, делая его белым как лист бумаги, на котором она только что рисовала. — Пойдем в дом, — взял её под руку Джабир. — Сейчас ты полежишь, и всё пройдет.

— А рисунок? — сжав в пальцах лист, чтобы тот не улетел от порыва ветра, шепотом произнесла она.

— Ты его закончишь потом, — продолжал успокаивать девушку Джабир, хотя у самого отчаянно начали трястись руки, ведь раньше с Нурсаной ничего такого не случалось, она и болела то редко, а тут… кровь.

Мерьель провел пальцами по небольшим бурым пятнышкам засохшей крови. Они тогда не знали, что это начало конца, и шутили, что у Нурсаны получилась такой первая подпись, но в следующий раз лучше всё же использовать чернила, а не кровь.

Звонок мобильного заставил мужчину вздрогнуть. Он посмотрел на дисплей и поднял трубку.

— Ас-саля́му але́йкум, Самат. Да, могу тебя обрадовать, Хадижа Рашид вернулась в Париж.

После этой фразы собеседника у Самата действительно возникла улыбка на лице, но совсем не добрая. Он очень долго придумывал легенду и подбирал слова для малознакомого родственника. Хотя разыгрывать несчастного влюбленного не пришлось, Самат и так был влюблён, даже нет, скорее, одержим страстью. Каждый раз, когда в его голове возникала картинка танцующей для другого Хадижи, то ладони сами собой сжимались в кулаки, а зубы приходилось сжимать до скрипа, чтобы не раскричаться в голос.