Я не могу поверить, что сделала это. Джаспер заметил, что со мной что-то происходит, и сказал, что не отстанет, пока я не расскажу. Поэтому я рассказала ему все… обо мне, о Магнусе, обо всем. Он обещал никому не говорить и никогда больше не поднимать эту тему, и, как ни странно, я ему доверяю.

Я думаю, что влюбляюсь в него, он заставляет меня чувствовать себя в безопасности. Я не знаю, что делать.

Глаза Элис расширились, а губы приоткрылись. Вероника все рассказала Джасперу. Вот как он узнал. Она покачала головой, чувствуя, как тяжелое осуждение пронзает ее до костей. Но она делала также. Было ли это совпадением, что Джаспер тоже заставил ее чувствовать себя такой теплой, пушистой и безопасной, когда все пошло наперекосяк с Магнусом? Возможно.

Элис неохотно продолжила и перевернула страницу, просматривая слова. Но некоторые страницы были вырваны после того, как Вероника начала выражать неприязнь к новой любовнице своего отца. Элис раздраженно замычала, находя семейную драму Вероники интересной. Она задумалась, должно ли так быть, или кто-то сделал это специально, чтобы она не увидела. Она сделала мысленную заметку спросить об этом Харви.

Когда часы пробили почти четыре утра, Элис прочитала последний абзац дневника Вероники, и вместо того, чтобы написать отрывок из своих собственных мыслей, она вставила какую-то страницу книги. Элис протерла глаза, читая, чувствуя, как ее мозг с каждой секундой становился все тяжелее и тяжелее. Она решила прочитать его вслух, в надежде, что это подбодрит ее.

«Знаешь, интересно, настанет ли время, когда мне не будет больно говорить об этом. Хлопали двери, тянули за волосы, спорили снова и снова, пока наши легкие не похолодели. Мое «да» и твое «нет». Мое пребывание и твой уход. Ты уходишь, а я остаюсь в той заброшенной комнате на твоих расколотых половицах. Интересно, настанет ли когда-нибудь время, когда я смогу произнести твое имя без желания глубже впиться зубами в губы. Легко уходить, не попробовав теплого и горького послевкусия, когда ты меня отпускаешь. Знаешь, для тебя это было просто еще одно место на полке. Полка, на которой хранятся все твои горести, к которым ты отказывался прикасаться, боясь показаться слабым…

…Я выла на свое отражение, пока не перестала узнавать себя. Руки и колени покрыты синяками от ползания ниже твоих ожиданий. Ты никогда не изменишься. Ты никогда не изменишься. Ты никогда не изменишься. Я просто не понимаю, почему верила, что ты способен на это. Я не смогла тебя вылечить. Господи, как же я пыталась.