Флирт, держась за ушибленную скулу, с изумлением взирал на спровоцированный им ураган женских чувств.

— Ты провел со мной почти три дня. Три дня, это дольше, чем кто бы то ни было с тех пор, как мне стукнуло шестнадцать.

— Я польщен.

— Заткни пасть. Ты иногда бываешь такой задницей.

— Семьдесят два часа, это по тридцать шесть часов на каждую конечность, и чего ты от меня ждешь, чтобы я прыгал от радости?

Мерсия разделась и встала перед ним на колени.

— По тридцать шесть часов на каждую, и не вздумай уверять, что ты не чувствуешь себя на седьмом небе.

Конечно, любой мужчина может утверждать, что женскую грудь часто переоценивают, что длинные ноги — чепуха, что мягкая кожа, тугие бедра и полные губы — всего лишь декорации и что чек уже давно выслан им по почте, но перед лицом этого великолепия, этой ошеломляющей биологической истины, идеально гармоничного тела Мерсии, единственное, что может сказать мужчина и что не прозвучит фальшиво — это именно то, что вырвалось у Флирта.

— Вот это да! — воскликнул он.

И то, что последовало, было любовью своеобразной, парадоксальной, в которой слияние их тел только облагораживалось несходством их побуждений. Флирт достаточно извелся от ненависти к себе самому, чтобы отвлечься любовными утехами, а Мерсия достаточно долго была неприступно гордой, чтобы вознаградить кого-то своими прелестями в страстной и пылкой игре двух потных тел, катающихся, скользящих и прижимающихся друг к другу. Любовь. Ее можно превратить во что хочешь.

* * *

Но как это три дня? И всего-то? Значит, я знал Миранду только четыре дня, Фердинанда еще на день меньше, а наш мир уже так преобразился, что горы сдвинулись и перешли[58]. А все предыдущее я нагородил, просто чтобы рассказать вам, что произошло за столь краткий срок? Лучшее, что можно сказать о ходе времени, — что он переменчив. Увлекся чем-то, ушел с головой, поднимаешь глаза и вдруг видишь, что стал на десять лет старше; у тебя уже дети, появилась седина, сидишь и думаешь — блин, я же так хотел прожить все это наяву, а не во сне.

А любовь? Разве может любовь стать непреходящей, вечной за такое короткое время? Разве могли Фердинанд и Миранда так скоро полюбить друг друга так глубоко? Если любовь — это постепенно складывающаяся взаимная привязанность, основанная на обоюдном доверии и уважении, на понимании любимого человека, то нет. Но! Но если она действительно «с первого взгляда», как свершающееся в сердце чудо, то да, любовь у них была не хуже прочих. Вечная преданность никогда не осуществляется до конца, бывает только преданность навеки. Если любовь — это вера, то почти с необходимостью она должна быть мгновенной, как откровение свыше, как богоявление, и не похожа на логичный последовательный процесс. Как и в любви к Богу, где-то глубоко внутри либо признаешь Его, либо нет. Веру не нужно выстраивать, замок уже высится в воздухе, нужно просто постучать в ворота, если веришь, что он там есть. Ах, любовь моя, взгляните на меня, произведение, во всем подобное своему творцу.