Еще в древности римляне поняли, что самая эффективная форма партнерства — триумвират. Но и по сию пору нас убеждают соединяться в противоборствующие пары. В случае разногласий у троих возможно «подчинение большинству», но у двоих всегда будут «неразрешимые противоречия».
Далее, когда несправедливость жизни становится невыносимой, религия должна предлагать клапан для выхода пара. Христиане могут недоумевать, почему это «пути Господни неисповедимы». Ну а в любви жаловаться не на кого. Если она оборачивается несчастьем, что, кстати, неизбежно, жертвы винят самих себя или друг друга, но никогда — Государство, в котором они живут. То реальное Государство, которое как раз и поощряет это безумие через своих авгуров.
Тем не менее главное усовершенствование любви по сравнению с религией — это, надо полагать, ее почти безграничная коммерциализуемость. Ведь наш мир — это мир торговли и капитала, где для любого института единственный путь к выживанию вымощен золотом. Церковь могла столетиями наживаться на коммерции, от средневековой торговли индульгенциями до сверкающих во тьме голлографических мадонн двадцать первого века, но любовь способна продать все что угодно, и при этом еще всучить свой сертификат священного качества. Когда вы видите рекламу, ссылающуюся на любовь, вы хотите купить товар не только потому, что это обещание любви лично вам, но и потому, что любовь изображается как самое прекрасное, что только можно себе представить. В рекламе любовь прекрасна, и разве люди, у которых роман, не покупают самые лучшие товары?
Любовь повышает продажи, и делает это, эксплуатируя самый фундаментальный наш страх — страх одиночества И в этом парадокс, ведь чтобы любовь стала действенной, мы все должны страдать от одиночества, нас должно в глобальном масштабе объединять одиночество каждого из нас. Все мы должны быть едины в нашем одиночестве. И все же любовь, или идеологизированная культура, манипулирующая нашей верой в любовь, запрещает нам признавать этот наш невыносимый страх.
Глава одиннадцатая
КТО ОНИ?
ДО СИХ ПОР РЕЧЬ В НАШЕМ ИССЛЕДОВАНИИ ШЛА О НЕ СОВСЕМ естественной истории любви, о ее истинной сущности. Коль скоро мы признаем, что любовь может быть неестественным явлением, то вправе заподозрить, что у нее существует причина, цель, ради которой она создана. Ибо, как и у всего сущего, у нее должна быть причина, а как у всего неестественного, причина эта сомнительного свойства, весьма далекая от простосердечного поощрения позитивных чувств, способствующих продолжению рода и выживанию биологического вида. Предназначение любви,