Я взглянул на сумму, до неприличия круглую, развратную, как огромная силиконовая грудь, и понял, что отказаться от такого предложения было бы нереально. Меня, мою диссертацию, они расценивали как угрозу и не хотели головной боли со мной, предпочитая, чтобы я сам встал на их сторону. Они покупали мое молчание. Разве я мог согласиться? Но если я откажусь, мне придется жить, никогда не зная, откуда ждать удара, где меня подстерегает опасность, и, самое, наверное, худшее, я никогда в точности не буду знать, как вообще функционирует заговор любви, тот механизм, разобраться в котором я так долго пытался.

Я согласился, дорогой читатель, согласился не из страха, но из любопытства. Я заполнил и подписал вербовочную анкету, я возложил руку на нужную книгу и принес присягу — в общем, за какой-то час я стал добропорядочным, высокооплачиваемым шпионом.

— Приветствуем вас в наших рядах, — сказал молодой человек, снова пожав мне руку и лучезарно улыбаясь. — В ближайшие несколько недель условимся о способах выхода на связь и так далее.

— А это, — сказал я, указывая на фотокопии моего труда, — со всем этим я могу распрощаться?

Молодой человек нахмурил брови со старательной серьезностью:

— Да, боюсь, что сотруднику секретной службы не подобает публиковать теории о том, чем занимается его ведомство.

— Но это не просто теории, — возразил я, — не так ли?

Молодой человек довольно долго смотрел на меня.

— Понимаю. Ваш пытливый ум на этом не успокоится.

— После таких долгих усилий — нет.

— Что ж, чтобы удовлетворить ваш интерес, думаю, я могу кое о чем рассказать.

— Я был прав, Министерство любви действительно существует?

— И да, и нет. Я имею в виду, что в каком-то немаловажном смысле оно сохранилось до сих пор, и, если бы не определенные события в начале девятнадцатого века, вы со своими выводами попали бы в самую точку. Еще чаю?

Кода

Кода

ВОТ И ВСЕ, ПО-МОЕМУ. СЕЙЧАС, КОГДА Я СЛУШАЮ ЭТУ вечную симфонию человеческих голосов, мне словно бы не хватает в ней привычной счастливой гармонии, оркестр лишился одного инструмента, и в музыке теперь всегда будет звучать нежная печаль. Она больше никогда не тронет меня так, как раньше, когда я думал, что могу различить тот голос, ее голос. Но теперь есть еще вы, и вы всё знаете, и мы с вами, что бы ни происходило, обрели нечто, что останется с нами, пока мы этого будем хотеть, что будет противостоять времени, возрасту, пространству, материи и всему миру. Назовите это любовью, назовите это памятью; это вечно. Назовите это романом — но я всегда буду с вами, и вы всегда будете со мной. После этого мы с вами уже не материя, не инертная масса вещества, а содержание, то, что действительно живо, потому что живет в душе, вне плоти, вне страниц. Это любовь. Можете выкинуть меня, бумагу с типографской краской и картон, но вам никуда от меня не деться.