Потом началась Реставрация, и, в сущности, с тех пор все покатилось под горку. Карл II, неопытный король, так и не оценил идеологические усилия Комитета. Может быть, он был прав. Драйден и прочие старались, но возобладали сатирики и распутники. Рочестер[75] стал дурным примером, оставленным нами для публики, и даже Церкви пришлось, скрепя сердце, осудить его под конец жизни за полный разврат. Как там? — улыбнувшись, он процитировал:

Со всей определенностью стало ясно, что пора что-то менять, к концу восемнадцатого века, когда Комитет столкнулся с «Клубом адского пламени». Предельно развратное заведение, где девственниц приносили в жертву на фаллический алтарь общества. Принц Уэльский, премьер-министр и архиепископ Кентерберийский входили в число членов клуба, и в известной степени именно из-за их упадочных настроений, самодовольства, растленности нами были утрачены американские колонии. Когда это произошло, Комитет буквально сделал судорожный вдох. Америка восстала, Франция восстала, и ни в той, ни в другой стране свыше столетия не могло быть ясного понимания любви. Фактически вплоть до появления таких средств увеселения, как фонограф и целлулоидная пленка. С тех пор как Кромвель возглавил немытую чернь, не представлялось лучшей возможности навязать республике слабое и некомпетентное правительство. Комитет опасался утратить контроль навсегда и привел в действие план, состоящий из двух частей. Во-первых, он уполномочил Джона Уилкса, некогда — члена того самого «Клуба адского пламени», возглавить революцию, которая никогда не сможет быть успешной, чтобы к народу наконец вернулся почтительный страх перед властями. Затем, в начале девятнадцатого века, операция Комитета по любви вступила в завершающую фазу. Любовь снова вышла на первый план, заняла свое место в политически зрелом и нравственном обществе Комитет заказал создание романтизма. Вордсворт, Колридж, Китс, Шелли, Байрон, лучшие писатели эпохи, лучшие художники того времени, — все они были мобилизованы, чтобы восстановить главенство любви и романтики. До сих пор мы живем их наследием. Любовь к одной женщине, страсть, чувства, цель и смысл жизни! Жизнь, любовь, любовь, жизнь. Все это было сказано тогда, все было создано воображением романтиков. Вернулись порядок и стабильность.

Далее, в 1819 году, когда все спорили о «Питерлоо»[76], тревожась, не означает ли это начало новой английской революции, началась другая революция, не такая шумная, но гораздо более важная.

Понимаете, расходы на поддержание романтической идеологии становились огромными, просто недопустимыми. Пример Индии и других колоний доказывал, что дело идет лучше, когда организацией занимается частный сектор. И тут один гений изобрел любовь, которую можно есть. Ну, не совсем так. В швейцарском Веви[77] этот парень, Кайле его звали, Франсуа-Луи Кайле, изобрел твердый шоколад. Внезапно на рынке появился ходовой товар, компактная любовь, точнее, его употребление действовало как любовь, это лакомство стимулировало выработку в мозгу тех же самых химических веществ, эндорфинов и прочее. Комитет ухватился за возможность продать этот маркетинговый ингредиент любви концернам, которые хотели торговать таким удивительным продуктом.