– Умоляю, никакой самодеятельности! – разозлился Пашка. – И вообще, не смей трепать языком! Здесь нужен специалист, искусствовед, а не историк.

– А я и не треплюсь, – обиделась Маринка.

– Позвольте все сделать мне. Я же мужчина, в конце концов. У меня есть люди, которые должны заинтересоваться иконами.

– Конечно, – обрадовалась я. – Как вы посмотрите на то, чтобы отметить это дело?

– Положительно! – захлопала в ладоши Маринка. – Давайте устроим пир. Все-таки мы нашли клад!

– С вами точно скоро чокнешься или поверишь в чудеса. Представляю, какими вы были шальными подружками в институте! – засмеялся Пашка. – Я таких девчонок еще никогда не встречал!

– Да уж, – улыбнулась Маринка. – Жанка всегда была сумасшедшей, пока не вышла замуж. Начудила немало!

– Ладно, девчонки! С вами хорошо, но пора идти в магазин. Что будете пить?

– «Хеннесси», конечно, что же еще, и не одну, а парочку. А из еды бери все самое лучшее. Или, может быть, все-таки отправимся в ресторан?

– Нет. Это опасно. Мы и здесь можем неплохо посидеть, – благоразумно заметил Пашка. – Я сейчас мигом.

– Тогда возьми с собой Маринку. Она не в розыске. Я, конечно, доверяю твоему вкусу, но Маринка женщина, и ей проще выбрать все, что нужно купить. Сегодня мы должны устроить пир по полной программе. Все-таки такая находка! Семнадцатый век! Если ты, конечно, не ошибаешься. Ай да Граф! Ай да молодец! Давайте дуйте, а я пока отварю картошки и помою полы.

– Слово женщины закон. Давай, Маринка, собирайся, поехали.

Маринка быстро собралась, взяла Пашку за руку и помахала мне сумочкой:

– Смотри, подружка, уведу, – засмеялась она.

– Черта с два. Тортик не забудьте.

– Купим, – улыбнулся Пашка.

Когда входная дверь закрылась, я набрала полный таз воды и принялась наводить порядок. Как все-таки здорово, что я опять обрела Маринку и в мою жизнь вошел Пашка! Такой ласковый и родной! Я вновь захотела жить, любить и творить. Теперь, когда есть деньги, меня обязательно оправдают. Я продам свой особняк, потому что никогда не буду в нем счастлива, и куплю хороший дом. Никакой Испании, мы останемся здесь, а еще лучше, уедем в другой город, где нас никто не знает, и заживем припеваючи.

Я принялась отдраивать полы, напевая под нос незатейливую песенку.

Под кроватью моя рука неожиданно наткнулась на небольшой кожаный портфель. Я достала его и вытерла пыль. Любопытство взяло верх, я открыла крышку и вытащила несколько конвертов, перетянутых тонкой резинкой. Чьи это письма Пашка хранит столь бережно у себя под кроватью? Наверное, это переписка с той убитой девушкой. Почувствовав глупый укол ревности, я раскрыла первый конверт и дрожащими руками достала фотографию. На снимке был пожилой, интеллигентный мужчина. А на обратной стороне – инициалы и возраст. В этом же конверте лежал свернутый листок бумаги с детальным описанием распорядка дня этого мужчины. Все понятно. Похожий конверт лежал у Пашки в сумке, когда мы с ним познакомились. Там была фотография Горелина. Господи, какой же он дурачок! Зачем хранить такие вещи! Их надо уничтожать. Мне придется сжечь эти конверты, хочет он того или нет. Никакого возврата к прошлому! Будем жить настоящим! Тем более у нас есть будущее! Я стала доставать из конвертов фотографии и бросать на пол. На меня смотрели чужие, незнакомые лица, молодые и не очень, но одно лицо заставило содрогнуться. Из последнего конверта выпала фотография Матвея. Я сразу узнала этот снимок. Его сделала я, когда мы возили дочку в зоопарк. Как сейчас помню, перед этим мы заехали в парикмахерскую, Матвей подстригся, а потом мы отправились на Пресню. Гуляли по зоопарку, катали дочь на пони. Это был один из немногих выходных дней Матвея. Мы были счастливы в тот день и чудесно провели время.