Светлый фон

За всем этим явно что-то скрывалось, потому что и надпись, и ларец, и ключ не были фрагментом более позднего изображения. Их нарисовали прямо на портрете дамы со спаниелем. И запечатлела их рука какого-то дилетанта. Мне следовало показать это графу, как только он вернется в замок.

 

Чем больше я размышляла о странном фрагменте, тем больше он меня волновал. Я старалась не думать ни о чем другом: остальные мысли причиняли мне боль. Женевьева меня избегала. Каждый день после обеда она уезжала куда-то одна, и ей никто не препятствовал. Нуну закрылась у себя в комнате. Наверное, перечитывала детские записи Франсуазы, мечтая вернуть те тихие дни, когда у нее была более послушная воспитанница.

Меня тревожила Женевьева. Неужели Клод права, и я отчасти ответственна за ее выходки?

Я вспоминала нашу первую встречу, и то, как она заперла меня в oubliette — «каменном мешке», — как еще раньше пообещала познакомить меня с матерью, а привела на ее могилу и там сообщила, что маму убил отец.

Полагаю, эти-то воспоминания и привели меня как-то после обеда на кладбище де ла Талей.

Я пошла на могилу Франсуазы и еще раз прочитала ее имя в раскрытой мраморной книге. Потом стала искать могилу дамы с портрета. Наверняка она похоронена здесь.

Я не знала ее имени, но знала, что умерла она графиней де ла Таль, а в молодости была любовницей Людовика XV. Значит, ее смерть пришлась на вторую половину восемнадцатого столетия. В конце концов я наткнулась на могилу некоей Марии Луизы де ла Таль, скончавшейся в 1761 году. Несомненно, это была дама с картин.

Стоя у украшенного скульптурами и лепкой склепа, я нашла кое-что еще. Опустила глаза и с изумлением увидела крест, похожий на тот, который был во рву. Я наклонилась к кресту. На нем была нацарапана дата и какая-то надпись. Встав на колени, я с трудом разобрала: «Фидель, 1790».

Та же самая кличка! Но дата другая. Зарытая во рву собака сдохла в 1747 году, а этот Фидель издох, когда на замок шли революционеры и молодой графине пришлось бежать, спасая не только себя, но и неродившегося ребенка. Не странно ли?

На кладбище я окончательно убедилась в том, что человек, нарисовавший собаку то ли в гробу, то ли в ларце и написавший «Не забудьте меня», хотел этим что-то сказать. Что?

Здесь была важна дата, и я, снова встав на колени, принялась изучать крест. Под строчкой с кличкой и датой виднелись какие-то слова. «N'oubliez pas…», прочитала я по слогам, и у меня бешено заколотилось сердце, потому что на картине была похожая надпись. «N'oubliez pas ceux qui furent oublies»[9].