Следующим в списке звонков был Лайам.

— Я у ворот дома Холлов, — произнесла я и переключила телефон в режим микрофона.

Заодно я скороговоркой пересказала результаты рандеву с Дейвом Райсом.

— Вы можете факсом прислать мне этот документ?

— Какие проблемы. На всякий случай я всегда держу в бардачке факсовый аппарат, — съязвила я.

— Извините, я как-то не подумал. Ладно, это потерпит. Факс можно найти где-нибудь в городе. Как только выйдете от Холла, не сочтите за труд, отправьте мне эту бумагу. Готов поклясться, семейный врач Эвансов сумеет объяснить, что в этом документе не так и почему им можно воспользоваться для шантажа.

— Я могла бы показать счет Холлу.

— А вот здесь вы неправы. Никогда не открывайте своих карт подозреваемому.

— Кажется, я вижу их дочь, — прошептала я, сама толком не зная почему. Я все еще сидела в машине, и девушка вполне могла решить, что я разговариваю сама с собой. — Она смотрит в мою сторону.

— А теперь вперед! — спокойно ответил Лайам. — Только как можно быстрей, не вдавайтесь в ненужные подробности. Постарайтесь вытянуть из них как можно больше.

Дом Холлов оказался примерно таким, каким я представляла его себе. Отделан со вкусом, каждая мелочь продумана, чувствуется рука хорошего дизайнера. Почти на каждом столике вазы со свежими цветами. Дочь по имени Зоя — с типичным для подростков недовольным выражением лица — заставила меня ждать в фойе, вызвавшись пойти за родителями.

Я тем временем разглядывала комнату. Картины на стенах, по всей видимости оригиналы. Ковры — из антикварного магазина. Подозреваю, что хрустальная люстра над моей головой потянула как минимум тысяч на тридцать.

Однако ничто так не заинтересовало меня, как письмо на журнальном столике. Оно было из департамента по делам успеваемости учащихся. Как бывшая ученица частной школы, я знала, когда приходят такие письма. Скорее всего, Зоя Холл провалила один или несколько предметов и ей светит исключение из школы.

— Мисс Таннер, прошу вас, идите за мной.

Хотя манеры мисс Холл были безукоризненны, ее просьба скорее имела в виду другое: «Провались ты пропадом. Принесла же тебя сюда нелегкая».

Мередит и Кент Холл сидели на противоположных концах элегантного дивана эпохи Людовика Пятнадцатого. Поначалу я решила, что это нечто вроде языка жестов. Что тем самым они дают мне понять, кто здесь старший по званию. Но нет, оказывается, свободное место предназначалось для дочери, которая тотчас уселась между родителями. Вернее, если быть до конца точной, она села чуть ближе к отцу и чуть дальше от матери.