Она села с ним рядом.
— Нет. Нет, это совсем не безумие. Продолжай.
— Я слышала… слышал голоса. Там были другие женщины, они помогали мне. Одна из них — моя ровесница, то есть ровесница Абигайль. И сейчас чувствую, как по лицу у меня стекают струйки пота. И усталость — страшное изнеможение. А потом это невероятное, ни на что не похожее чувство, когда тебя словно разрывает пополам, и в следующий миг — огромное облегчение. Проходит боль, проходит все. Ты знаешь: все позади. Свершилось чудо: новая жизнь пришла в мир. Как это описать? Это благоговение, это прилив радости и гордости, когда впервые берешь на руки свое дитя…
Он взглянул вниз, на свои руки. Лина не сводила с него глаз.
— Я и сейчас словно вижу ее, — прошептал он. — Вижу свою малышку. Такая смешная — красная, сморщенная, кричит сердито, наморщив носик. У нее темные волосики и синие глаза. Ротик, как розовый бутон, крохотные пальчики. Я смотрю на нее и думаю: десять пальчиков на руках, десять на ногах. Она — само совершенство. Мой цветочек, моя прекрасная роза.
Он поднял взгляд на Лину.
— Мари-Роз, твоя прапрабабушка, — проговорил он медленно и раздельно. — Мари-Роз, наша с тобой дочь.
20
20
Лина знала: это правда. Знала сердцем, которое сейчас содрогалось от неизбывного горя, вроде бы беспричинного, но такого знакомого. Но говорить об этом не могла, только не сейчас, когда ум ее в смятении, а душа полна скорби.
И она бросилась назад — в грохот музыки, в вихрь танца, в ликующую толпу. В настоящее — тот единственный миг, что имеет значение.
Она жива! Жива — кожу ее ласкает теплый весенний ветерок, цветущий сад озарен бледным светом луны, и этот запах повсюду, запах цветов — розы, жасмин, вербена, гелиотропы.
…И, конечно, лилии — ее любимые цветы. Букет свежих лилий всегда стоит на столике у них в спальне. И прежде, когда Абигайль была простой служанкой, она не упускала случая сорвать тайком лилию в теплице и поставить у себя, в каморке под самой крышей.
А в детской всегда стоят розы — нежные розовые бутоны для их цветочка, для драгоценной малютки Мари-Роз…
Потрясенная и испуганная этими мыслями, этими нахлынувшими образами, Лина вцепилась в первого же попавшегося кавалера и увлекла его за собой в вихревом танце.
К чему ей прошлое? С ним давно покончено. К чему будущее? Оно непредсказуемо — и слишком часто жестоко. Да здравствует настоящее — лишь оно нам подвластно, так будем же жить настоящей минутой!