— Мне нужна твоя помощь, Лекси. Немедленно. Выйдем, чтобы дедушка нас не увидел. Попроси кого-нибудь принести тебе плащ, нам надо уйти прямо сейчас.

— Зачем? — встревожилась Аликс.

— Я услышал ужаснейшие новости, я должен ее увидеть, нельзя терять ни минуты. Но я не могу отправиться туда один в такую пору. Уже ночь.

— Кого увидеть? И почему ты не можешь один? Разве кругом разбойники и головорезы? Ради всего святого, Эдвин, я ничего не понимаю!

— Ты недалека от истины, когда говоришь о головорезах. Но нет, дело не в этом, дело в правилах приличия, будь они прокляты! Если я пойду в тот дом один в это время суток, кто-нибудь обязательно меня увидит. Приоткрывающиеся занавески… ты же знаешь наших лоуфеллских старых сплетниц. Похоже, я и без этого создал ей достаточно неприятностей.

— Эдвин, успокойся и объясни мне, о чем ты толкуешь.

Эдвин усмехнулся: тот брат, которого Аликс знала, был спокойным и уравновешенным. Теперь они уже были одни в комнате, где хранились охотничьи ружья. Эдвин стоял, прислонившись спиной к шкафу и зарывшись рукой в шевелюру. Пряди волос под его пальцами казались почти черными, заметила Аликс со странно возросшей четкостью восприятия, которую вызвала передавшаяся ей от брата тревога.

— Речь о Лидии. Два человека говорили здесь о ней в оскорбительной манере, ну ты знаешь, о чем я. А Берти сообщил затем, совершенно небрежно, невзначай, что на нее набросился один из тех фашистов, которые квартируют в доме у миссис Маккехни.

— Какой Берти?

— Берти… как его там… а, Берти Лонгтон. Да какая разница? Важно, что тот человек… тот ублюдок чуть не напал на Лидию. Что она пережила? Что она должна чувствовать теперь? Лекси, она могла уже упаковать вещи и уехать.

Это было бы совсем неплохо, подумала Аликс. Но едва ли уместно так ответить Эдвину.

— Я не виделся с ней днем и ругаю себя. Стараюсь не ходить туда каждый день, хотя, Бог свидетель, был бы счастлив проводить с ней целые дни. Но мне надо было доставить проклятый буер к кузнецу, одно из лезвий нуждается в заточке, поэтому я не катался с ней на коньках сегодня утром, а потом подумал, что оставлю визит до завтра. Я же хотел быть с ней, почему не пошел?

— Ты бы ввязался в драку с чернорубашечником, попал в кутузку, и пришлось бы тебя выкупать за бешеные деньги, — спокойно промолвила Аликс. — Этот гнусный тип действительно напал на нее?

— Я не знаю… Точно не знаю. Идиот Берти сообщил, что чернорубашечник обзывал Лидию шлюхой и сукой. И еврейкой, конечно…

— Это переполошит соседей.

— Ничего смешного!

— Ради Бога, Эдвин, я не сказала, что смешно. На мой взгляд, отвратительно. Хорошо, я пойду. Попроси кого-нибудь разыскать Эккерсли, он может отвезти нас домой, прежде чем забрать остальных. Иди и объясни дедушке, что у меня разболелась нога и ты хочешь меня проводить. Нет, не спорь, не устраивай суматохи. Просто сделай, как я говорю. Эккерсли довезет нас до «Уинкрэга» и вернется за остальными. Замолчи, Эдвин. Я не собираюсь никуда идти в этом платье, а пока я буду переодеваться, ты можешь вывести свою машину.