— О'кей! Что еще на этот раз? Журнал «Лук»? Или «Уолл-стрит джорнэл»? Нам хватает проблем с «Лайфом»!

— Джок, дорогой, послушайте меня! Сядьте! Успокойтесь! Вы успокоились?

— Я так спокоен, что вылечу сейчас через крышу этого чертова трейлера. Я же просил вас — все звонки только во время ленча или после съемок!

— Джок… Джок… дорогой… у нас несчастье!

— Несчастье? Какое? — Возмущенные глаза Джока стали такими печальными, мрачными, словно до конца света осталось десять минут.

— Джок… вчерашний материал…

— Да? — Казалось, Джок боится задать вопрос.

— Дорогой… мы не знаем, как это случилось… но он испорчен.

— Что значит «испорчен»? — с показной яростью и обидой спросил Джок. Любой режиссер заметил бы, что он сейчас переигрывает. Джок посмотрел на радиста и ассистента, как бы нуждаясь в их утешении.

— Думаю, что-то случилось с раствором. Никто не знает. Но это уже неважно. Материал загублен!

— Господи! Весь?

— С первого до последнего фута, — сказал глава студии.

— О Боже! — воскликнул Джок. — Карр был великолепен! Просто великолепен! Я не знаю, как ему сказать. Не знаю… сделайте одолжение, подождите, я позову его. Я хочу, чтобы вы сами сказали ему.

— Я? Что я могу… Я попрошу Робби — он заведует лабораторией — поговорить с Карром.

— Робби? Вы хотите, чтобы с Престоном Карром говорил технический работник?

В дрожащем от возмущения голосе Джока звучала обида за Карра.

— О'кей. Вы правы. Я подожду. Найдите его.

Не дожидаясь приказа Джока, ассистент повернулся и шагнул к выходу. Но Джок остановил его:

— Я сам это сделаю!

Через несколько минут Джок вернулся с Карром. Губы режиссера были плотно сжаты, он едва сдерживал слезы. Карр был в дорогом шелковом халате, сшитом Шарве в Париже. Его волосы были взъерошены. Глаза актера говорили о том, что его только что разбудили. От него исходил слабый, но отчетливый запах женских духов. Если он и был рассержен вторжением, то скрывал это. Он взял трубку.