– Со мной этот номер не пройдет, – произнес Дент. – У меня руки чешутся поскорее потолковать с ублюдком, который хотел подбросить в мой дом эти самые трусики.
– У тебя ничего не выйдет, – разуверил его Муди. – Это хитрый сукин сын. У него просчитаны все ходы и выходы. Везде свои люди, сверху донизу все куплено. Руп так ловко обезопасил себя, что комар носа не подточит. Даже ЦРУ, если захочет, не сможет взять его за задницу.
Беллами была вынуждена признать, что Руп Кольер – фигура влиятельная.
– Как же ему удается налаживать связи?
– Обычно он находит у человека уязвимое место, а потом начинает давить на него.
Дент кивком указал на булку виски:
– Это твое уязвимое место?
– Скорее, амбиции, – буркнул Муди, поднося к губам стакан.
Беллами позволила себе усомниться. Скорее всего, Дент тоже не поверил.
Полицейский, желавший сделать карьеру, не стал бы якшаться с продажным прокурором и покрывать его грязные делишки.
Муди опустил стакан и поочередно посмотрел на своих гостей. Затем сипло вздохнул и сказал:
– У меня был роман с женщиной, которая работала в управлении. Я был женат. Она была молода и забеременела. Руп пообещал мне разрулить это дело. Она уволилась, и я никогда ее больше не видел.
– Что он с ней сделал? – спросил Дент.
– Не знаю. И никогда не хотел знать.
Дент еле слышно выругался. Беллами снова посмотрела на папку и спросила Муди:
– Если я прочитаю все эти бумаги полностью, до последнего слова, я узнаю, кто убил Сьюзен? Вы сами-то это знаете?
– Нет. Я несколько раз до последней строчки прочел все эти бумаги. Большую часть документов я помню наизусть. И для меня по-прежнему остается загадкой, кто же на самом деле убил вашу сестру. Как, впрочем, и в ту минуту, когда я вышел из морга и в первый раз побывал на месте преступления.
– До сих пор ты знаешь только то, что это мог быть Алан, – сказал Дент. – Рей мог солгать, чтобы защитить брата, когда утверждал, будто Сьюзен посмеялась над Аланом.
– Может, и так. Все говорили неправду, – согласился Муди, буравя Дента тяжелым взглядом. Затем его взгляд переместился на Беллами: – Все, за исключением разве что вас.
Но вам-то и сказать было нечего.