Деборе казалось, что ее тело и душа распались на маленькие кусочки и разлетелись по всему земному шару: одна часть их прилетела сюда, в Восточную Африку, другая вращалась вокруг Джонатана в Сан-Франциско. С самых первых дней в Калифорнии, пятнадцать лет назад, когда она сбежала от реальности, оказавшейся слишком невыносимой для молодой девушки, Дебора по крупицам собирала свое «я» воедино.
«А из какой именно части Англии вы родом, доктор Тривертон?» — спросил ее Джонатан в первый же день их встречи. Дебора была новенькой в больнице, поэтому ее поставили ассистентом к доктору Хейзу. К своему большому удивлению, Дебора призналась, что на самом деле она родилась в Кении, а не в Англии.
Оглядываясь назад, она поняла, что заставило ее тогда сказать правду. Джонатан. Было что-то такое в его больших карих глазах, заглядывающих прямо в душу, в его тихом умиротворяющем голосе, что располагало к откровенности. Все замечали эту особенность в докторе Джонатане Хейзе. Люди приходили к нему и рассказывали о своих радостях и горестях, а он слушал их с неподдельным вниманием.
Однако свои собственные эмоции доктор Хейз предпочитал не выставлять напоказ: если у него и были какие-то чувства, то он тщательно скрывал их за маской уравновешенного и степенного человека. Вот почему тот его импульсивный, страстный поцелуй в аэропорту — вчера? позавчера? — так удивил ее.
Дебора заметила, что дрожит от холода.
Ее волосы давно уже высохли, но она по-прежнему была одета лишь в один банный халат. У нее не было сил переодеться.
«Кристофер», — подумал она наконец.
Он не был ей братом.
Она старалась не думать о нем; с той самой минуты, как она закрыла дневник, она гнала от себя то, с чем нужно было разобраться. Показалось, что земля уходит у нее из-под ног. Чтобы не упасть, она схватилась за ручку двери. То, с чем в течение целых пятнадцати лет она тщетно пыталась примириться, в одночасье рассыпалось в прах.
Она не была дочерью Дэвида Матенге. Она не была африканкой.
От осознания этого факта у нее перехватило дыхание. Дебора с трудом оторвалась от двери и прошла в ванную комнату. Уставившись на свое отражение в зеркале, на лицо, которое изучала тысячи раз, она пыталась отыскать в нем следы африканской крови, которая, как она много лет считала, текла по ее венам. Как часто она себя рассматривала, изучая каждую ресничку, каждую морщинку и складочку на своем лице, ища признаки другой расы, но в то же время молясь, чтобы никогда не найти их.
Она ухватилась за края раковины.
«У меня не было причины убегать. Никакого преступления не было. Я была вольна любить Кристофера. Я могла остаться в Кении».