— Я понимаю. — Ей стало безумно жаль их всех. — Мне тоже бывает одиноко.

— Не понимаешь! Она сказала мне, что ребенок мой, а Джиму сказала, что ребенок от него. А потом сказала, что ребенок, может быть, мой. Она знала, что Джим не хотел ребенка и ее не хотел. И она знала, что я сделаю то, что должен, потребовала, чтобы я рассказал Энни. И мы поспорили как раз перед тревогой, я и Джим. Он был в списке. Я не был. Он мертв. Я жив.

— Это не твоя вина.

— Что ты об этом знаешь! Я послал его в ад, и он отправился в ад. И тогда ад стал моим. Я просто хотел, чтобы Картежник не мог больше прыгать, потому что он больше всего на свете любит прыгать. Как я больше всего на свете любил брата. Подсыпать что-нибудь ему в еду, сделать так, чтобы он сломал ногу. И я хотел забрать ребенка у Долли, отдать моей маме. Так было правильно. Но она упала, и я должен был что-то сделать, верно?

— Да.

— Я отправил ее в ад. Вот когда я понял, что должен делать то, что нужно делать. Я должен был передать ребенка моей маме, поэтому пришлось убрать с дороги Лео. Заставить заплатить и его. Он обижал Джима, ни разу слова доброго ему не сказал.

— Поэтому ты достал винтовку из его оружейного сейфа и стрелял в меня. Ты стрелял в меня и Галла.

— Не в тебя. Тебе я ничего плохого не хотел. Долли назвала Джиму код замка, а Джим рассказал мне. Как будто подсказывал, что мне делать. Лео должен был заплатить, и он заплатил. Ребенок у моей мамы. Джим бы этого хотел.

— Ладно. — Головешки летали вокруг, как ручные гранаты. — Ты искал справедливости для Джима и делал что мог для своей семьи. И я выслушаю тебя, сделаю все, что ты хочешь, только скажи. Но не здесь. Ветер меняется. Мэтт, бога ради. Мы пропадем, если останемся здесь.

Ничто не дрогнуло в его печальных глазах.

— Пусть решает судьба, как я и сказал. Судьба решила, кому неисправные насосы и пилы, кому поврежденный парашют.

— Ты играл в русскую рулетку с нашими парашютами? — Ярость вырвалась наружу, и Роуан немедленно пожалела об этом. — Янгтри никогда ничего плохого тебе не делал. Он может умереть.

— Этот парашют мог попасться и мне. Честная сделка. По большому счету, мы все убили Джима. Своими поступками мы все довели его до смерти. И все получили равные шансы. Я не хотел, чтобы пострадала ты, даже увидев, как ты посмотрела на меня, когда спросила об адвокате для оформления опеки. Я видел, как все смотрели на меня, потому что я был жив, а Джим мертв.

«Я не смогу убежать от пули, — подумала Роуан. — Еще немного, и я не смогу убежать от огня».

Она слышала шипение и рев подкатывающегося к ним пожара.