— Он, как и все мы, сынок, находится в руках Всевышнего. Только Господь может решать нашу судьбу.

Мужчина кивнул, соглашаясь, затем, слегка поклонившись, вежливо произнес:

— Спасибо за информацию. Если он придет в себя, передайте, что к нему заходил его русский друг.

Гость направился к выходу, но Эвелин легонько потянула его за рукав:

— Мне назвать имя, сынок?

Мужчина покачал головой и снова поклонился. Какой красивый, подумала Эвелин.

— Не надо. Он сам поймет.

Эвелин видела, что все медработники, и женщины и мужчины, провожают взглядами уходящего гостя. Она сама привстала и смотрела на него, пока он не вышел через большие двойные двери. Потом взглянула на кровать.

Кем бы ни был этот человек, он явно не менее влиятелен, чем Патрик Келли. Одного взгляда на него хватало, чтобы понять: с этим человеком лучше не ссориться. Эвелин чувствовала: в отличие от характера Патрика, природная властность русского не смягчена врожденной добротой. При всей его любезности черноволосый красавец без раздумий перерезал бы Эвелин горло, встань она ему поперек дороги.

Старушка сидела в задумчивости и ожидала, что будет дальше, — она была выбита из колеи, сама толком не понимая, почему. Когда Эвертон вернулся на свой стул за дверью, она подумала, сказать ли о визите русского. Однако ей почему-то показалось, что Эвертон и так о нем знает.

В Патрика стреляли на улице среди бела дня, однако Кейт ни словом не обмолвилась о том, что собираются кого-то арестовать, что есть подозреваемые. Чем больше Эвелин размышляла об этом деле, тем более странным оно ей казалось. Задним числом она задумалась, знает ли ее дочь, кто стрелял в Патрика, и если знает, то почему ничего не предпринимает?

Сгорая от любопытства, Эвелин откинулась на спинку стула. Она сама доберется до истины, но Кейт придется кое-что ей объяснить.

Сьюзи крутилась как белка в колесе. С тех пор как она вышла из полицейского участка, у нее и пары минут свободных не было. Подозревая, что за ней могут следить, она со всеми предосторожностями отправилась в город повидать своего старого друга Лукаса Броунинга. Только очутившись в его квартире, она наконец расслабилась.

Он сочувственно выслушал ее рассказ об аресте и весело смеялся, когда она описывала свое скорое освобождение.

— Отлично. — Он весь сиял. — Я ведь говорил тебе, что у меня есть друзья на самых высоких постах!

Сьюзи улыбалась, как чеширский кот, страшно довольная собой. Ее буквально распирало от гордости. Впервые в жизни она чувствовала себя неприкосновенной, и это было захватывающее ощущение. Сьюзи всегда знала, что они пользуются некоторым покровительством, но даже и не предполагала, насколько далеко оно простирается. А теперь неизвестные покровители играючи защитили ее от таких серьезных обвинений! Это изумляло и возбуждало.