Хани знает, где я поселилась, знает и Мо. Я заезжала к ним посмотреть на Хайди и дала свой новый адрес, и они побывали у меня в гостях. Я до блеска отполировала серебряный колокольчик на зубном кольце Флага и потрясла им над кроваткой, где лежала Хайди. Она ухватилась за него пухлой ручонкой и тут же потянула в рот. Это вещь твоего прадедушки, шепнула я ей. Я записала свой адрес и попросила Хани сохранить его на случай, если кто спросит. Она смерила меня проницательным взглядом, хмыкнула и подняла бровь. Но ничего не сказала. Сейчас она снова ходит в школу, а Мо иногда забегает ко мне ненадолго, с Хайди в коляске. Из Вест-Хэтча до меня она идет пешком, говорит, что свежий воздух и движение — единственное, что заставляет ребенка заснуть. Когда она добирается до самой дальней точки своего путешествия, я угощаю ее чаем. Мо ходит с палочкой, жалуется на боль в спине. Ей жарко, до меня она добирается вся распаренная, оттягивает футболку на груди и дует внутрь. Но Хайди она любит. Пока я накрываю чай, она приоткрывает одеяльце, любуется внучкой и не может сдержать счастливой улыбки.

Фотографию Кэролайн с ребенком я вставила в рамочку, и теперь она стоит у меня на подоконнике. Я так и не собралась отдать ее маме. Я до сих пор горжусь тем, что сумела разгадать, что это за ребенок, установила причину разлада между нашей семьей и Динсдейлами. Мама была изумлена, когда я все рассказала ей. Конечно, я ничего не могу доказать, но знаю, что так все и было. Мне даже нравится, что нет окончательных доказательств, что так и не удалось разобраться со всеми фактами, что я не сумела заполнить все «белые пятна» — почему Кэролайн скрывала свой первый брак, скрывала ребенка. Где был Флаг до того, как появился в поместье, а потом попал в любящие руки Динсдейлов. Кое-какие детали навсегда останутся в прошлом — потому-то оно так манит нас своими тайнами. В наши дни едва ли кто-то сможет вот так уйти в небытие — слишком уж подробно сейчас все фиксируется, любая информация заносится в память компьютера. Куда меньше шансов сделать потрясающее открытие. Оставить что-то в тайне сейчас почти невозможно, и все же такое тоже случается. Гарри — живое тому доказательство. Кстати, я обнаружила, что секреты и тайны волнуют меня гораздо меньше, если я в них посвящена.

Большой дом, наша усадьба, продан с аукциона за сумму, от которой мне стало нехорошо на целых полчаса — пока я воображала себе, куда можно поехать и что можно сделать, имея такую кучу денег. На аукцион приезжал Клиффорд, но, пока шли торги, называли все новые цифры и цена росла и росла, я от него пряталась в задней части конференц-зала отеля «Мальборо». Я смотрела на дядин застывший затылок, напряженные плечи и чувствовала, как он страдает. Думаю, он, возможно, надеялся, что никто, кроме него, не польстится на дом, что ему удастся получить его задешево. Но на аукцион явилось множество народу, и в результате усадьба досталась застройщику. Он перестроит его под элитное жилье, как предлагал в свое время Максвелл, тем более что сейчас это расстояние не считается препятствием — ездить от Пьюси до Лондона и обратно можно хоть каждый день. Не могу представить, как будет выглядеть дом после перестройки. Что окажется на месте моей маленькой спальни? Кухня со столешницами из черного гранита? Или душевая кабина, сверху донизу облицованная плиткой? Не могу этого представить и пока не знаю, пойду ли взглянуть на результат, когда все будет готово. Пока не знаю. Скорее всего, не пойду. Хочу, чтобы в моих воспоминаниях все осталось по-прежнему.