— Родителей?
— Да…
— А если они, эти родители, людоеды? — вдруг вспомнил Юра объяснение сыщика Королевича насчет того, какие хищники становятся людоедами.
— Ну вы и сами понимаете…
— Яблоко от яблони недалеко падает?
— Верно, Юрочка. Я, правда, не совсем понимаю, почему
— А как же! — как можно убедительнее уверил профессора Юра. — Вот план, который нарисовал мне дядя Гена. — Ростовский достал из кармана какой-то сложенный вчетверо листок и помахал им для виду перед носом у профессора. — Завтра же снова отправляюсь искать эту старую штольню. Вы уж извините… ищите свою Эллу без меня. У меня своих дел по горло хватает!
— Ну-ну… Я ведь Королевичу ничего не сказал. Утаил, что вы сюда из-за ящика прибыли, Юра! — заговорщическим голосом заметил Горчицкий.
— И это правильно, профессор… Мерси за конспирацию! Пусть думает, что я тоже ищу их знаменитого Оскара Звездинского. Все-таки, понимаете, деньги, выделенные Приходько на эту экспедицию, нужно отрабатывать. Или по крайней мере делать вид, что отрабатываешь.
И Ростовский снова жадно прильнул к биноклю.
— Ах, ящик-ящичек… — пробормотал он. — Золото-бриллианты… Что может быть ценнее?
— Вот и я думаю — что? — задумчиво произнес профессор, внимательно глядя на Юру, прильнувшего к биноклю.
* * *
«Может, взять старого гриба в долю? — размышлял Юра. — Да нет, скорее всего, мухомор разахается, разволнуется, испугается… Станет толковать про гуманизм. Про «благоговение перед жизнью». А мне дело делать надо! Сам-то Горчицкий, кажется, помирать передумал, — с искренним огорчением думал Юра. — Так что рассчитывать на то, что ситуация «рассосется сама собой» — то есть старый профессор просто даст дуба и таким образом перестанет мешать, — уже не приходится…»
Наоборот! По прибытии в долину, прежде ссохшийся, как осенний лист, старик как-то расправился, ожил, приобрел нормальный цвет лица, приободрился.
«Прямо как отдыхающий в санатории себя здесь старпер чувствует», — с сожалением думал Ростовский.
Значит, надо что-то Юре делать, что-то предпринимать…
* * *
На следующий день сыщик Королевич, рыскавший по Прекрасной долине все утро в одиночку, вернулся в лагерь необычайно оживленный.