– Но ты мог бы меня не оживлять. Синий оставил бы меня умирать.

– А где же тут кайф? Наблюдать, как ты умираешь, это совсем не то, что отнять у тебя жизнь. Нет, это совсем не то.

Лилли долго смотрела на него, вглядываясь ему в глаза в поисках ответов на вопросы, от которых он так ловко уклонялся при помощи встречных вопросов, или молчания, или лжи, или игры в адвоката дьявола. Он превосходно умел играть в эту игру, а вот она устала от игр.

Тирни принял стойку «вольно». Выражение его лица смягчилось.

– Ты правильно делаешь, что доверяешь мне, Лилли.

– Я тебе совершенно не доверяю. Но ты спас мне жизнь.

– Что ж, это чего-то да стоит.

– По меньшей мере, это избавит тебя от наручников.

– Но не вернет нас туда, где мы были в тот день на реке. Что я должен сделать? Что нужно, чтобы вернуть нас туда, Лилли?

Он не двинулся с места. Она тоже. И все-таки ощущение было такое, будто расстояние между ними сокращается. Это зачарованное состояние тянулось, пока не треснуло полено в камине, выбросив целый сноп искр.

Тирни кивком указал на дверь.

– Мне проще, когда ты придерживаешь для меня дверь.

Лилли помогала ему с дверью, пока Тирни делал еще несколько ходок на крыльцо за дровами. В последнюю ходку он взял с собой ведро, которое они позавчера наполнили питьевой водой. Теперь оно было пустым.

Когда он вернулся, ведро было набито снегом.

– Мне необходимо вымыться. – Он выскреб совком горящие угли из камина, разложил их на выложенном из камня фартуке перед очагом и поставил на них ведро. Снег мгновенно начал таять. – Увы, придется довольствоваться сухой баней.

– Сухой баней? – переспросила Лилли.

– Это обтирание. Ты что, никогда не слышала о сухой бане?

– Нет, с тех пор как умерла моя бабушка.

– Я тоже услышал это выражение от бабушки. Дедушка сказал мне, что это называется «шлюхиной» баней. Бабушка на него набросилась, как коршун. Ей не нравилось, когда он при мне говорил что-то, хоть немного отдающее сальностью.

– И часто такое бывало?