– Может быть, он тоскует по Миллисент?

– Он, конечно, сожалеет о том, что с ней случилось, но после того, как она и Уэс… – Тирни не договорил. – Что-то еще разбило ему сердце… Или кто-то еще. Может быть, позже он почувствует себя готовым поговорить со мной. Он обещал держать связь.

– Я уверена, он ценит твою дружбу.

– Он хороший парень.

Немного помолчав, Лилли сказала:

– Ты, конечно, знаешь, что Уильям Ритт признал все обвинения?

Губы Тирни сжались в твердую линию.

– Пять пожизненных сроков. И все-таки это слишком хорошо для него.

– Совершенно с тобой согласна.

– Что ж, по крайней мере, он сэкономил налогоплательщикам стоимость процесса.

– Его никогда не любили, – задумчиво сказала Лилли. – Никто не любил. По собственному опыту знаю: все его попытки завоевать мои симпатии вызывали у меня растущую настороженность. А теперь даже родная сестра его покинула. Я плохо знаю Мэри-Ли, но со мной она всегда была приветлива. Представляешь, каково ей теперь?! Я послала ей письмо со словами сочувствия, но оно вернулось нераспечатанным.

– Я слышал, она уехала из Клири и никому не оставила адреса. Пожалуй, она сделала правильно, – заключил Тирни.

– Пожалуй, – согласилась с ним Лилли.

Исчерпав эти темы, они замолчали. Лилли чувствовала, что он смотрит на нее. Сама она упорно смотрела только на пачку писем у себя на столе. Наконец, чувствуя себя не в силах выносить затянувшуюся напряженную паузу, она вскинула на него взгляд.

– Лилли, я до сих пор тебе не звонил, потому что…

– Я не спрашивала тебя об этом…

– Но ты заслуживаешь объяснения.

Лилли встала и подошла к окну. Самая страшная снежная буря последних десятилетий положила конец зиме. Весна была в разгаре, близилось лето. Двадцатью этажами ниже лежали улицы Атланты, купающиеся в мягком свете послеполуденного солнца.

– Ты сменил больницу, Тирни. Ты просил людей из ФБР в Шарлотте никому, включая меня, не давать никакой информации о том, как тебя найти. Я все поняла.

– Нет, ты ничего не поняла. Это совершенно не означало, что я не хотел тебя видеть.