— Нет. Вика, хватит, пожалуйста. Что бы ты ни сказала, я не смогу тебе поверить, понимаешь?!
Я едва сдерживала слезы.
— Получается, я — пастушонок, который кричал о волке?
— Получается, так.
— Но ты же помнишь, чем все закончилось для него.
На лице Кирилла мелькнула тень сомнения. Но поборол он ее буквально за секунду.
— Я не могу больше с тобой разговаривать.
Затем он побрел вниз по улице, а я осталась стоять около факультета, совершенно не в состоянии сообразить, что делать дальше.
Голова гудела, а боль в ноге внезапно стала невыносимой — может, просто закончилось действие адреналина и я наконец обратила на нее внимание. На глаза навернулись слезы, я с трудом доковыляла до стены и, прислонившись спиной, постояла так пару минут. В кармане запиликал телефон: Наташа сообщила, что Воробьев все видел, кому-то позвонил, заматерился и куда-то убежал. Ну, можно надеяться на лучшее. А теперь все — нужно идти домой, в общагу, пить горячий чай, мазать лодыжку охлаждающей мазью. Пусть оно все горит синим пламенем!
Денег на такси больше не было, и я поползла пешком, благо, до общежития не так далеко. От боли, разочарования и тоски я совсем перестала реагировать на окружающий мир — даже едва не угодила под машину. День стал каким-то густым и тягучим, как кисель, и теперь дрожал вокруг меня холодной студенистой массой. Только бы дойти. Только бы…
— Это так невыносимо, когда любимый мужчина не хочет тебя слышать, правда?
Я вздрогнула и медленно обернулась.
Елена Владимировна стояла в нескольких шагах позади меня, скрестив руки на груди. Выражение ее лица было поразительно насмешливым и презрительным — так смеются старшеклассники, пинающие ногами какого-нибудь заучку из младшего класса, или любопытный школьник, пытающий пойманную муху. Я пошатнулась от неожиданности и чуть не растянулась на асфальте.
— Отстань от меня, — неуверенно начала я. — Милиция все знает. Тебе конец. Ты не сбежишь!
— Какая глупая девочка, правда? — Елена Владимировна повернула голову и улыбнулась кому-то невидимому, подступая ко мне ближе. — Я и не собираюсь сбегать. Ведь мне ничего не сделают.
Ее лицо было бледным, взгляд одержимо горел. В этот момент я поняла, что положение мое стало щекотливым, если не сказать — безнадежным. Ей терять нечего: трупом больше, трупом меньше… Кругом — опустевшие в будний день дворы с темными подворотнями, чуть дальше — заброшенная стройка. А я сейчас даже не смогу побежать.
Шаг, еще шаг.
— Кирилл такой милый, да? — снова ухмыльнулась она, а правая рука скользнула в карман пальто. — Он мне не рассказывал, но вы ведь начали встречаться, когда тебе не было восемнадцати?