- И что ты ему ответил?

- Я заявил, что поезд ушел.

Дилан усмехнулся.

- И здесь, наверное, он взорвался, я прав?

- Нет. Он сказал мне, что умирает, и что не собирается ничего делать для того, чтобы этого избежать. – Макс замахнулся и выбросил камень куда-то вдаль прямо перед собой, а затем взял в руки другой.

- Прости.

- Всё нормально, в конце концов, это ведь Стенли, - Макс бросил следующий камушек, и он со стуком покатился по дороге. Звук бьющегося камня об асфальт, на удивление здорово успокаивал. Но тишина, в которую они оба погрузились, давила с такой силой, что дышать становилось всё труднее. В молчании близкие люди всегда понимают друг друга намного лучше, да, от этой истины не скроешься, но как же эта тишина в данный момент его убивала. Он не понимал, какого черта это всё вообще так сильно его волнует, почему он так трясется только от одной мысли о том, что человек, мучавший его столько лет, может, наконец, навсегда оставить его в покое. Эти мысли терзали его сильнее, чем какие-либо другие когда-то ещё. Они разрывали его голову на мельчайшие частички, вместе с тем, не забывая задевать сердце, которое, почему-то, неслабо кровоточило.

Макс терялся, боялся, путался, и всё это влияло не только на его внутреннее состояние, но отражалось и на том, как он себя вел, вызывая сильнейшую агрессию и состояние настоящей асфиксии. Дилан будто бы почувствовал всё это, потому что оторвал глаза от асфальта и заговорил.

- Когда я узнал, что мои родители погибли, я злился. Я хотел колотить всё вокруг, ощущать, как болят костяшки моих пальцев, и как ломит все мое тело, лишь бы только не чувствовать ту боль, которая прочно поселилась у меня в сердце. Но благодаря Саре я осознал, что размахивая кулаками, я не уйму этот щемящий звон в голове, я не смогу забыть окончательно, а лишь сделаю всё ещё хуже.

- Дилан, это другое.