Первым в гостиную вышел Зосим Павлович, на лице его было облегчение вкупе с непомерным удивлением.
Первым в гостиную вышел Зосим Павлович, на лице его было облегчение вкупе с непомерным удивлением.
– Что?! – Я бросился ему навстречу.
– Что?! – Я бросился ему навстречу.
– Невероятно! – Руки доктора дрожали. – Этот человек, ваш знахарь, сотворил почти невозможное. Я думал, ребенок не выживет. Он родился мертвым… Но, видимо, не все тайны бытия нам ведомы… – Он не договорил, посторонился, пропуская вперед Лешака.
– Невероятно! – Руки доктора дрожали. – Этот человек, ваш знахарь, сотворил почти невозможное. Я думал, ребенок не выживет. Он родился мертвым… Но, видимо, не все тайны бытия нам ведомы… – Он не договорил, посторонился, пропуская вперед Лешака.
Никогда раньше я не видел, как Лешак улыбается, не знал, какой светлой и благостной может быть его улыбка. На руках он держал запеленатого в одеяльце младенца.
Никогда раньше я не видел, как Лешак улыбается, не знал, какой светлой и благостной может быть его улыбка. На руках он держал запеленатого в одеяльце младенца.
– Сын, – сказал, протягивая мне ребенка.
– Сын, – сказал, протягивая мне ребенка.
– А Зоя? – Прижимая к груди драгоценный сверток, я обернулся к двери.
– А Зоя? – Прижимая к груди драгоценный сверток, я обернулся к двери.
– Спит. Она очень устала, Андрей. Пусть отдохнет.
– Спит. Она очень устала, Андрей. Пусть отдохнет.
Лешак ушел, не прощаясь, не дожидаясь благодарности и награды. В радостной суете я даже не заметил, когда это случилось. Муж и отец – какие чудесные слова!
Лешак ушел, не прощаясь, не дожидаясь благодарности и награды. В радостной суете я даже не заметил, когда это случилось. Муж и отец – какие чудесные слова!
Радость моя недолго оставалась безмятежной. Ровно до тех пор, пока я не увидел родимое пятно в форме трилистника на запястье нашего с Зоей сына. Ведьмин знак…
Радость моя недолго оставалась безмятежной. Ровно до тех пор, пока я не увидел родимое пятно в форме трилистника на запястье нашего с Зоей сына. Ведьмин знак…
– …Не о том думаешь, Андрей! – Лешак отпаивал меня чаем из лесных трав, угощал диким медом. – Если любишь этого мальчика, значит, твой он сын. Каким воспитаешь, таким он и станет. А я помогу, если позволишь.