– Но… – Грейс попыталась как можно деликатнее сформулировать вопрос. – Кто из вас собирается…

Митчелл не сразу сообразил, о чем речь, но потом все же понял.

– Мы с Лори сейчас оформляем удочерение. Но пока Абигайль часто остается у бабушки с дедушкой. Мы ведь переезжаем, да еще у Лори сильный токсикоз. Впрочем, бабушка с дедушкой, как ты сама понимаешь, не жалуются.

– Мы ж ее любим, – искренне ответил Дэвид.

Грейс попыталась взять себя в руки, как и подобает хорошему психологу, и кивнула, как часто делала, разговаривая с клиентами.

– Разумеется. Ведь девочка ваша внучка.

– Вот именно. Дочка моего сына, которого я, между прочим, тоже любил. Понимаю, поверить трудно, но все же…

– Нет. Совсем не трудно, – покачала головой Грейс. – Я тоже его любила.

«По крайней мере, я любила того человека, каким его считала», – мысленно прибавила Грейс. Нюанс небольшой, но существенный.

Тут на застеленных ковром ступеньках послышались шаги. Наоми спускалась на первый этаж. При каждом ее шаге сердце Грейс сжималось. Она понимала – сколько ни готовься, отреагировать нормально все равно не сможет. В первый раз Грейс всерьез задумалась о том, чтобы сбежать. Но было в этом что-то некрасивое, унизительное – взрослая женщина спасается бегством от младенца. Грейс покрепче схватилась за сиденье стула и устремила мрачный, решительный взгляд на кухонную дверь.

Казалось, на кухню с ребенком на руках вошла не Наоми, а совсем другая, незнакомая женщина. Темные волосы растрепались, и двигалась она живее, энергичнее – даже при том, что держала девочку на бедре тем самым способом, который заведен у всех матерей. Вот она, Элена. То есть Абигайль. Казалось, даже цвет лица у Наоми Сакс изменился – стал более ярким и здоровым. Наоми стала почти похожа на совершенно счастливую женщину. В дверях она спросила:

– Надеюсь, все объяснили?

Грейс поднялась на ноги. Никто не просил ее о том, что она собиралась сделать. Впрочем, Саксы и не решились бы. Что, впрочем, было совершенно оправданно. Но Грейс все равно протянула к девочке руки. Она вовсе не собиралась так поступать и даже не была уверена, что хочет этого. Но решила не сворачивать на полдороге.

– Можно?.. – спросила она у Наоми.

Та поначалу не ответила, но потом взяла ребенка и протянула Грейс. Грейс взяла девочку на руки. Элена больше не была смуглым младенцем, приведшим в такое замешательство членов родительского комитета, когда Малаге Альвес вздумалось покормить ребенка грудью – обеими грудями. Теперь Элена превратилась в пухленькую девочку, головку которой окружало облачко тонких темных волос. Щечки украшали глубокие ямочки. Ножки были крепкие. А еще девочку почему-то вдруг очень заинтересовало ухо Грейс. Она отдавала себе отчет, что судьба ребенка трагична. Биологический отец убил мать, отец по документам от нее отказался, и брата она фактически лишилась. А ведь крохе всего полгода. Грейс обратила внимание, что у девочки все такие же длинные красивые ресницы, которые женщины обсуждали во время той, первой встречи.