А потому в роли обвиняемого пусть выступит труп князя Козловского. Жалко только, что в темноте он не поймет, кто в него стрелял.

Скрипнула калитка, Шамбер притаился за углом дома. Козловский был виден как на ладони. Он неторопливо шел по мощеной дорожке, ведя под уздцы лошадь.

Шамбер не успел выстрелить. Чья-то рука с силой схватила его за запястье, и глухой голос совсем рядом, как давеча под вязом, произнес:

– Огюст Шамбер, вы арестованы.

Нет, он не дал схватить себя, как барана, он бился из последних сил, даже нож успел выхватить, и с восторгом всадил в чью-то живую плоть, но солдат было больше, и они дрались так, словно на карту была поставлена их жизнь. Шамберу не просто связали руки, его укутали, как мумию, даже ноги от бедер до колен оплели вервием, так что он мог передвигаться только малыми шашками. Но никто не догадался заткнуть ему рот кляпом, поэтому Шамбер без перерыва ругался и угрожал:

– Вы мне ответите, сукины дети! Вы не имеете права меня задерживать, я иностранный подданный. Не подходи близко, негодяй, я тебе нос откушу!

Его втолкнули в комнату и с силой посадили на стул. Это было то самое помещение, которое Шамбер оставил десять минут назад. Сейчас оно было освещено, свечи горели и на столе, и на поставце. У трупа стояли двое. В одном Шамбер узнал Козловского.

– И вы здесь, князь? Может, объясните, почему меня схватили? Я совершенно случайно попал в ваш дом. Услышал крики о помощи, потом прозвучал выстрел. Естественно, я поспешил на помощь. Кого вы прикончили на этот раз?

Матвей молча взял со стола шандал на два рожка и поставил на пол рядом с трупом. Вначале Шамбер увидел босые, маленькие, нечистые ноги. Вдруг резко кольнуло сердце, боль отдалась в затылке. Предчувствуя непоправимое, Шамбер посмотрел в лицо покойника. Это был не Дитмер, а все тот же ненавистный Коротышка из Данцига. Даже мертвый он догнал его. И тогда Шамбер замолчал.

14

14

А теперь вывернем наизнанку. То есть откатимся несколько назад во времени и посмотрим на эту историю с подкладочной стороны. Вспомним вечер, когда Люберов по возвращении из Кронштадта застал агента Петрова спящим на кушетке.

Разбудил, поговорили, и разговор этот был долгим и сумбурным. Опустим радостные восклицания, которые непременно сопровождают начало подобной встречи. Родион был искренне рад маленькому агенту. Он сохранил о нем самые теплые воспоминания, которые усиливал успех, знаменующий конец их общей работы.

Можно было, конечно, встать в позу и начать чваниться тем, что ты честный человек с чистыми руками, а потому не желаешь запанибрата общаться с представителями государственного сыска. Но это поведение дурака, а Люберов им не был. Что ж тут похваляться своей безгрешностью, если ты сам вместе с Петровым в засаде сидел, выслеживая Шамбера? И в сыскной профессии есть порядочные люди, а Люберов знал, что Петров хороший агент и дело свое знает.