– Чем можно объяснить ваш странный визит, сударыня?

– Это ответ на письмо, – Николь присела в поклоне.

– Я не знаю, кто его писал. Никому во дворце и в голову не могло прийти выслать вам приглашение… в столь неподходящий час. Может быть, вы сами сочинили эту писульку?

– Помилуйте, сударыня… Анна Федоровна, да разве бы я посмела? Видно, кто-то решил сыграть со мной жестокую шутку. – Николь очень убедительно играла раскаяние, на глазах ее появились слезы, руки были сжаты на груди словно в предсмертной тоске.

Госпожа Юшкова смилостивилась, исчезла шипящая гусыня, в словах ее появились человеческие нотки.

– Их Величество изволят лежать в постели, – прошептала она одними губами. – У них сухие колики, – и добавила на той же доверительной ноте, – если сболтнешь об этом кому, голову сверну, живой с кашей съем. Явилась не запылилась! Экая прыткая. А теперь иди. Когда надо будет, тебя позовут.

У Николь хватило ума не переживать по поводу откровенного хамства, в конце концов, она сама выбрала эту работу, и потом другие, куда более важные переживания смущали душу. Кто мог подстроить ей подобную каверзу? Юшкова не удосужилась вернуть ей послание, и это было обидно. Николь казалось, что перечтя сейчас внимательно записку, она смогла бы по почерку или стилю угадать отправителя.

Заспанная горничная явилась разоблачать ее ко сну. Она только сняла драгоценности, как Николь отослала ее прочь. В голову само собой пришло имя. Шамбер, вот кто подстроил мнимый вызов во дворец! Огюст вряд ли знал, в отличие, скажем, от Нолькена, что во дворце сегодня не принимают, и решил, что Николь проведет ночь за картами в придворной компании. А это значит, что он уже не доверяет своей напарнице, значит, он решил подстраховаться и нашел способ вызвать Матвея на эту проклятую дуэль. И не надо самой с собой играть словами! Это будет не дуэль, а убийство. Она велела опять закладывать карету. Был час ночи.

Родион сидел напротив Николь и осторожно рассматривал свою спутницу. Каретный фонарь скупо освещал большеглазое лицо ее. Худенькие плечи по-птичьи выпирали из мантильи, не красавица, но что-то в ней есть притягивающее, очень женственна и, безусловно, умна, а вздернутый подбородок, видимо, неотъемлемая часть облика – она всегда готова и к защите, и к нападению. Он потом так и рассказывал Матвею об этой поразившей его встрече: «Очень женственна и умна, и я еще подумал тогда, а не сталкиваются ли два этих качества в жестком противоречии?»

Но сейчас Николь не хотела ни нападать, ни защищаться, она терпеливо ждала, со вниманием вглядывалась в неясный пейзаж за окном, хоть там и смотреть было не на что: пыльный бурьян вдоль дороги и чугунная, примитивная решетка, огораживающая чьи-то владения. Молчание затягивалось, и Родион решил сразу перейти к главному.