– Ладно, не причитай, потом обсудим. Приехали.

Они привязали лошадей к сломанной изгороди. Никто не отозвался на их стук. Родион толкнул дверь – не заперто.

К их удивлению, хозяин был дома, и немудрено, что он не отозвался на их стук. Могильщик спал, сидя за столом и уронив голову в деревянную миску с остатками какой-то еды, рядом стояла порожняя бутыль. Сейчас уже нельзя было понять, что в ней содержалось: домашняя настойка или брага. Ясно только, что пьянящая жидкость без остатка перекочевала из одного вместилища в другое и свалила мощную фигуру могильщика.

– Фу, пахнет как мерзко! – бросил Матвей.

– Понятное дело. Ты к другим запахам привык. В подвалах и тюрьмах воздух чистый, бодрящий, сивухой не воняет!

Матвей сел на лавку, осмотрелся. Каждая вещь здесь – плохо оструганный стол, грубая, покрытая мешковиной лавка, жалкая утварь в холодной печи, все под стать хозяину – являла собой картину крайней бедности, убогости и униженности. Вид этих вещей говорил – да, мы не родовиты и у нас трудная жизнь, видите, как нас покорежило? Но на шли они в хижине одну вещь, которая выглядела инородно и вызывающе: бархатный кафтан, висящий на деревянных, как в портняжной мастерской, распорках. Кафтан был украшен тонкой серебряной вышивкой, серебряными же пуговицами и петлями из серебряного шнура.

– Откуда здесь этот жюсокор[35]?

– Кафтан, что ли?

– Ну да, вот это!

– Я же тебе объяснял. – Родион действительно всю дорогу пересказывал Матвею события последних дней, но во время езды особенно не поговоришь, иные мелочи и выскальзывают. – Этот жюсокор, как ты говоришь, подарил могильщику Шамбер неизвестно за какие заслуги. Могильщик был за этот бархат бит на господском дворе, но оправдался. Ксендз за него заступился, и могильщику удалось сохранить свою собственность.

– А почему ксендз верит этому пьяному битюгу? Рожа-то – страх божий! – вопрошал Матвей машинально, все его внимание было приковано к кафтану. Он обошел его, потом ощупал подкладку из тафты.

– Рожа еще ни о чем не говорит, – терпеливо объяснял Родион. – Вон у Шамбера какая рожа – загляденье. А про могильщика ксендз распространяться не стал, но я этому рассказу очень верю. Тайна исповеди, понял?

– Знаешь, чья это одежда? – спросил Матвей, садясь на лавку, вид у него был до чрезвычайности взволнованный. – Это жюсокор Виктора де Сюрвиля. Я его, беднягу, в этом камзоле ксендзу сдал. Не думаю, чтоб перед похоронами его раздели.

– Нет, на ксендза это совершенно не похоже. – Страшная догадка уже обожгла мозг Родиона. – Ты хочешь сказать, что покойника раздели потом? И для этого достали из могилы?..