– Оставь меня в покое, – прошу я. Мне кажется, я это сказала. Но я не уверена, были ли слова слышны или я их только выдохнула. Динни поворачивает меня к себе, встает сзади и тянет меня вверх, держа под мышки.

– Давай-давай. Сначала нужно согреться, а отдыхать будешь потом.

– Мне тепло. Даже жарко, – отбиваюсь я, но тут меня снова начинает бить дрожь, сотрясается каждая мышца, все тело, с головы до пят. Голова лопается от боли.

– Пойдем, пойдем. Тут не очень далеко.

Довольно скоро я прихожу в себя, снова чувствую, что с меня сдирают кожу. Болят ребра, руки, голова. Пальцы на руках и ногах пульсируют, мучительно ноют. Я сижу в фургоне Динни в мокром белье. Завернутая в одеяло. Рядом со мной чашка горячего чая. Динни кладет полную ложку сахара, велит мне пить. Я отхлебываю, обжигаю язык. Я все еще дрожу, но гораздо меньше. Внутри походного госпиталя теплее, чем я предполагала. Угли в печке отбрасывают блики на наши лица. По одной стенке тянется узкая скамья, вдоль другой – полки, буфет и рабочий стол. Уголок, выделенный под жестяные котелки. На печке – чайник, на крючках висят кастрюли и сковородки.

– С чего ты вдруг отправился к пруду? – спрашиваю я. Голос у меня охрипший, больной.

– Вообще-то, я не собирался. Я шел домой, и тут раздался дикий шум и плеск – это ты свалилась в воду. Тебе просто повезло, что ветер дул с востока, а то я ничего бы не услышал. И прошел бы мимо. Ты хоть понимаешь, что могло тогда случиться? Даже если бы ты сумела выбраться, но потом провалялась бы с полчаса на берегу… ты понимаешь?

– Да. – Я потрясена, я раскаиваюсь. Сейчас во мне не осталось ни капли виски. Заплыв начисто смыл все следы опьянения.

– Ну а ты что там делала? – Он сидит напротив меня на складном стульчике, нога на ногу, руки скрещены на груди. Весь «забаррикадирован».

Я пожимаю плечами:

– Я пыталась вспомнить. Тот день. День, когда погиб Генри. – Погиб, говорю я. Не пропал. Я жду, поправит ли меня Динни. Он не поправляет.

– К чему тебе это вспоминать?

– Потому что я не помню, Динни. Совсем не помню. Но я должна вспомнить. Мне нужно.

Он долго молчит, ничего не отвечает. Сидит и изучающе смотрит на меня, полуприкрыв глаза:

– Зачем? Почему это тебе нужно? Если уж ты в самом деле не помнишь, значит…

– Только не говори, пожалуйста, что лучше и не вспоминать, что так лучше! Бет без конца повторяет это, но это неправда! Я упускаю какую-то деталь, совсем чуть-чуть… Я не могу перестать думать об этом…

– Ну, давай.