– О том, что тайное общество просветителей собрал – слыхал?

– Да какое ж оно тайное, когда про него вся полиция знает? – удивился Световид. – Да бог с ним, всегда были охотники построить рай на всей земле, не умея сделать этого в собственном доме.

– Он выпустил журнал «Не все и не ничего» – видал, поди? Набил туда битком безумных идей – а государыня, сам знаешь, за журналами особо присматривает. И издание, где бы призывали ограничить ее монаршую власть, ей в России без надобности. После первого номера и закрыли журналишку. Так что твои «Каббалистические письма» сейчас и вовсе некстати.

– А что Кречетов?

– Ничего – наконец засел дома и взялся за переводы. Ста-точно, малость поумнел. Так что оставь пока эту затею, Тропинин. Утешайся тем, что она меня несколько развлекла. А коли есть новые статейки вели мне прислать – может, посмеюсь.

– Они у господина Мосса.

– Это не я, а он, хандра моя во плоти, – главный покровитель «Каббалистической почты». Когда он выпросил у меня перстень с солитером, я и подумать не мог, какую кашу вы с ним завариваете, – сказал Светлейший. – И по сей день вспомнить не могу эту Лисицыну. Ни лица, ни прелестей.

– Ваше сиятельство, я хочу возместить все расходы на «Каббалистическую почту», – поглядев на большие напольные часы, сказал Световид. – А перстень, который дал мне господин Мосс, я верну в ближайшем времени.

– Он знал всю вашу историю?

– Да, знал.

– Перстень, сдается, ваш фамильный? Забирайте!

– Пусть он останется вам, ваше сиятельство, на память об этом приключении.

– Там весьма почтенный солитер.

– Ну и что?

– Доподлинно флегматик. Что ж ты материнскую родню не умел сыскать?

– Кабы я знал, что госпожа Захарьина – мне родная бабка, сразу бы к ней побежал, и уж она бы правды добилась. Ее и покойная государыня очень любила, и ныне царствующая. Но я узнал это лишь теперь, из ее завещания. Покойный дед умел тайны хранить. А она скончалась через два месяца после деда, уверенная, что я еще не вернулся из Парижа.

– У нее была репутация неприступного бастиона… – задумчиво сказал Потемкин. – Выходит, в молодости она была хороша собой?

– Вы изволите искать в моей физиономии черты бабкиной красоты? – спросил Световид. – Я, сказывали, скорее в батюшку покойного уродился.

Мосс во все время этой русской беседы сидел на черном стуле и листал книжку в черном переплете, жалея, очевидно, что нет еще книг с черными страницами. Дважды приотворялась дверь, и Мосс вполголоса говорил тому незримому, кто за ней прятался, что его сиятельство занят государственным делом. На третий раз он выслушал почти беззвучный доклад и подошел к господину.