Воняя бензином, «тойота» приближалась к разоренным промышленным корпусам.

— Что это за место? — спросил Жека.

Гази покачал головой и молча вел «приус» дальше. Жека уже не думал, что он ответит, но чеченец вдруг произнес:

— Тут при Союзе был мачтопропиточный завод.

— Мачтопропиточный? — удивившись, переспросил Жека.

Как будто бы в бензиново-креозотном воздухе пахнуло морской романтикой. Или это был бриз с Невы?

— Да, пропитывали антисептиками шпалы и мачты-столбы для линий электропередач. Чтобы не гнили, — сказал Гази и перехватил взгляд Жеки. — Я когда услышал, тоже первым делом подумал про парусники… «Пятнадцатилетний капитан» — любимая книжка в школе была, читал раз сто. Родители говорят — читай, что учительница задала, хватит уже Жюль Верна читать. А задали там «Евгения Онегина» какого-нибудь, и чего? «Куда, куда вы удалились моей весны златые дни?»… А там Негоро топор под компас «Пилигрима» подсунул, помнишь?

— Смутно, — признался Жека. — Я читал его только раз. Моя любимая у Жюля Верна книжка называлась «Кораблекрушение „Джонатана“». Мне ее знакомая библиотекарь отдала, она у них все равно шла на списание — вся драная была. Вот её, считай, наизусть выучил, пока совсем не порвал.

— «Кораблекрушение „Джонатана“», — задумчиво повторил Гази. — Странно, не помню такую. А про что там?

— Про одного анархиста. Он удрал из Европы и жил себе не тужил у индейцев на Огненной земле, пока там в шторм не разбился корабль. Пассажиры — их там было много — спаслись. Организовали на острове колонию, а анархист этот стал у них за главного. Ну, и всякие приключения там… Знаешь, что-то вроде «Лоста». Очень в детстве мне нравилась, — Жека удивился своей разговорчивости в такой ситуации. Прямо стокгольмский синдром.

— Теперь уже не прочитаю, — покачал головой Гази. — Не успею. Жаль…

Жеку будто обдало жидким азотом — как бывает, когда жарким летом заходишь в магазин цветов, где на полную молотят промышленные кондиционеры.

— Гази, тормозни на минутку.

— Опять? — спросил чеченец, потом кивнул и остановил машину. — Я бы на твоем месте к урологу сходил.

— Схожу, — усмехнулся Жека. — Вот прямо завтра и пойду, если отпустишь.

— Давай, не задерживайся.

— Конечно.

На улице начинало смеркаться и становилось по-настоящему холодно. Жека отошел в вечернюю тень от скинутой с рельс вагонетки, к частично разрушенному двухэтажному зданию из грязно — белого кирпича. Бывшее заводоуправление? Склад?

Перед зданием стоял большой, в три человеческих роста, гранитный памятник неизвестному деятелю. Кому — понять было нельзя, у памятника отсутствовали голова и руки. Как у неопознанного трупа, мелькнуло у Жеки неприятное сравнение. Скоро он может стать точно таким же телом без головы и рук. «Сворачивать после электрички, завод», — одной рукой набрал Жека сообщение, второй направляя льющуюся из него струю на кирпичную стену. Так, глядишь, он и жонглером станет. Или эквилибристом. Пойдет в цирк выступать, если с токарными станками не сложится.