– Вы, наверное, подумали, что деревню Голодранкино я придумала? Нет, такая действительно существует под городом Снежинском, и название совершенно точно характеризует ее обитателей. Практически все – голытьба и нищета, да еще беспробудная пьянь. То ли место такое неудачное, не знаю, но кто бы туда ни приезжал, вполне нормальные, приличные, непьющие люди через некоторое время превращались в местное отребье, их было не узнать, до того они опускались. При социализме жили прилично: в клуб ходили, артисты приезжали, самодеятельностью занимались, да и в районном центре жизнь била ключом, а потом, как отрезало, всё закончилось. Пришли другие времена. Ни в какой Москве, конечно, я не училась, и не существовало никакого состоятельного супруга Осборна Коко. Моя настоящая девичья фамилия Калинкина, а по мужу Зэмба. Вот он действительно был родом отсюда. Дома, считай, я никогда не имела, потому что родители мои квасили беспробудно, в себя приходили ненадолго, да и то лишь для того, чтобы вновь напиться и подраться…

Бедные, бедные дети из семей алкоголиков и пьяниц! Сколько же им, этим малюткам, приходится пережить и кто может остаться нормальным в такой обстановке?! После проживания в жуткой семье, хотя очень трудно назвать столь сомнительную ячейку семьей, как правило, следует детский дом и дальнейшая жизнь без любви, ласки и поддержки. Для многих такое существование заканчивается в местах не столь отдаленных, в тюрьме или на зоне, но… эти дети умеют ценить, пусть даже призрачный, отчий дом. Помню, как по соседству с нами органы опеки хотели у матери-пьяницы забрать в детский дом сына, десятилетнего мальчика, который наотрез отказался, аргументировав свой отказ тем, что некому будет стирать маме чулки! Несчастный ребенок сам, как мог, ухаживал за своей невменяемой родительницей, потому что любил ее и понимал, что это, несмотря ни на что, единственный родной, хоть и недостойный, человек в его жизни. Между тем Рита продолжала:

– Я работала на ферме. Раньше, пусть немного, но все же платили, а потом, с приходом перестройки, всё развалилось. Оставаться дома уже не могла, поэтому уехала в районный центр, но и там работы не было. У меня ведь только десятилетка за спиной и больше никакого образования нет. Пришлось пойти… в проститутки… – и она, нахмурившись и с минуту помолчав, робко спросила: – Ты меня презираешь, да? Я понимаю тебя, но кто не побывал в моей шкуре, тот не может судить о моей жизни… не имеет права!

– Не судите, да не судимы будете, – вспомнила я строки из Библии, а Рита говорила и говорила…