– Тогда у меня больше нет вопросов, ваша честь, – обвинитель занял свое место.

– Защита? – взглянул судья на Вронскую.

Та сделала отрицательный жест. Мне разрешили выключить оборудование и опуститься на сиденье. Блузка между лопаток взмокла от пота и прилипла к телу. Руки дрожали. Я вся находилась в легком ознобе. Что ж, сделала все возможное. Теперь осталось покориться судьбе.

– Слово предоставляется стороне обвинения, – прозвучало сухое распоряжение.

Григорович вышел к трибуне.

– У Максима Велса было все, – заговорил он, – деньги, семья, развлечения. У него были даже любовницы, как мы успели убедиться. Чего у него нет – так это совести. Потому что только человек, лишенный совести, может бравировать убийством. Сегодня мы услышали заключение эксперта об истинных событиях, развернувшихся в тот роковой вечер. Но мне хотелось бы, чтобы все задумались над тем, какое адекватное наказание можно подобрать этому господину. Сегодня он, не стесняясь, признает, что убил человека, а завтра с таким же равнодушным видом, как сейчас, совершит нечто еще более ужасное, прикрываясь благородной целью.

Судья в задумчивости приподнял брови. Жест, по всей видимости, не укрылся от внимания обвинителя, потому что тот заметно приободрился.

– Самой страшной карой во все времена считались муки совести. Овладевали ли они подсудимым, когда он решил отнять у страны перспективного ученого? Что чувствовал он, когда пуля пробивала сердце невинного человека? Вот что мне хотелось знать, – Григорович развернулся на пятках и в упор уставился на присяжных. – Потому что преступление было совершено хладнокровно, как мы и увидели на экране, а в нашем законодательстве нет соответствующего наказания, кроме, пожалуй, смертной казни, которое может испугать убийцу, возомнившего себя вершителем чужих судеб. Ведь принимая решение выстрелить, он взял на себя полномочия Господа Бога определять, будет жить или умрет тот или иной бедняга.

Взгляд обвинителя скользил по задумчивым лицам присяжных, как у удава – по замершим в ожидании кроликам.

– Заметьте, – развел руками Григорович, – тщательную подготовку господина Велса к последствиям преступления. Мало кто в нашей стране не знал Соловьева, а подсудимый специально дождался полицию, сдал оружие. Не стал скрываться, совершив якобы поступок ради спасения мира. Он хотел быть пойманным, и чтобы его имя стало известно прессе. Он искал славы. И он ее нашел. Сколько статей вы читали о нем за последнее время? Пять? Десять? – он помолчал. – Не ошибусь, если скажу, что хотя бы одна городская газета писала о Максиме Велсе ежедневно. Так чем было то признательное показание? Раскаянием, скажете вы? Или игрой на публику?