Она опускает взгляд на наши сцепленные руки:

— Думаю, я знаю, что ты собираешься сказать, Ник. И, возможно, ты прав. Но я не смогу сделать это снова. Не смогу…

Её голос затихает. А я целую её в лоб.

— Знаю. Предоставишь это мне, да? — я целую её в обе щеки.

— Да, — выдыхает она по-русски. Мне нравится, когда она говорит по-русски для меня, даже если это всего одно слово.

— Давай больше не будем говорить об этом, — говорю я. — Я хочу, чтобы твой рот занялся другими делами.

— Какими? Едой? — дразнит она меня. — Нет, Ник. Может, позже.

— А если прямо сейчас?

— Это мне нравится.

И я продолжаю любить её прямо здесь.

На следующее утро я покидаю её прежде, чем она просыпается. Я всё ещё могу спать несколько часов в сутки. Моё тело не нуждается в большем. Её отец не пойдёт добровольно, и я подготавливаю шприц с кураре, чтобы засунуть его в автомобиль и взять с собой. Я рад, что Дейзи спит и не может видеть, как я даю наркотики её беспомощному отцу. Хоть это для его же блага, ей было бы тяжело смотреть на это.

— Отец Миллер, — объясняюсь я с ним, усаживая в седан, что я снял специально для этого случая. — Я отвезу тебя к человеку, который убил твою женщину. Тебе страшно, но, когда ты увидишь его смерть, к тебе придёт мир. Это милосердие. Обещаю.

Его глаза утрачивают часть животного страха, но он всё ещё не уверен. Не знаю, так ли он силён, как Дейзи.

Дорога в Миннеаполис коротка, и мы сидим некоторое время в машине, пока действие кураре не заканчивается.

— Он там? — отец Миллер жестом указывает в сторону трёхэтажного дома.