И она бежала. Ей казалось, что ее ноги пылают, каждый мускул ее тела молил об отдыхе. С каждым движением бежать становилось все труднее и труднее, силы покидали ее, адреналин исчезал.

Услышав раздавшийся во мраке громкий хлопок, Хейвен замерла. Она обернулась в направлении шума и увидела вдалеке слабый отблеск света. Она бросилась к нему, пытаясь позвать на помощь, однако ей не удалось произнести ни слова. Тело предало ее, сдавшись именно в тот момент, когда она нуждалась в нем больше всего.

По мере приближения Хейвен блики становились все ярче и ярче. В мгновение ока ее ослепила вспышка белого света. Споткнувшись, она рухнула на землю и разразилась рыданиями. Все ее тело ныло от боли. Окружавший ее свет исчез, когда она потеряла сознание.

* * *

В подвале было темно и сыро, единственным выходом служили металлические двери, скованные массивными цепями. В силу отсутствия окон в подвале было душно. Воздух полнился смрадом канализации и хора, засохшая кровь покрывала бетонный пол словно брызги красной краски.

Хейвен лежала в углу, ее хрупкое тело было лишено всякого движения, за исключением размеренного дыхания. Ее длинные каштановые, некогда вьющиеся волосы были так сильно спутаны, что, казалось, стали на половину короче. По общепринятым стандартам она выглядела крайне болезненно – в глаза бросались ее выступающие ключицы и походившие на ветки конечности, ее ребра можно было пересчитывать по синякам и кровоподтекам. Сама же Хейвен считала себя вполне здоровой. Ей доводилось видеть людей, которые были гораздо в худшем состоянии, чем она.

Тот день начался точно так же, как и любой другой. Она проснулась на рассвете, дабы приступить к своим обязанностям по дому, и провела большую часть утра за уборкой и приготовлением пищи. В полдень она немного побыла с матерью, пока та приходила в себя после ночной работы. Она вернулась после рассвета, вновь прихрамывая. Ее тело было покрыто синяками. Хейвен не знала, чем именно она занималась в городе, однако подозревала, что ее маму мучили.

Они стояли на улице, облокотившись на стену старого деревянного дома. Они молчали, слушая звуки телевизора, доносившиеся из открытого над их головами окна. В выпуске новостей сообщалось о грабежах, несчастных случаях и пожарах. Корреспонденты рассказывали об урагане, бушующем на юге, и о войне в Ираке. Смысл обоих событий ускользал от Хейвен. Мать часто говорила ей о том, что слушать новости было пустой тратой времени, поскольку мир, в котором они жили, был ничтожно мелкой точкой на большом радаре, но Хейвен ничего не могла с собой поделать. Пятичасовые новости были самым ярким мгновением ее дня. Ей хотелось чувствовать себя настоящей, реально существующей; ей хотелось знать, что ее хоть что-то связывало с внешним миром.