развернулся к нему.

- В том, что нужно принять боль и смерть, как её неотъемлемую часть, – объяснил он, а затем

осторожно положил руку ему на сердце. – И не бояться чувствовать что-то вот здесь.

Дарен слегка покачал головой, ощущая, как мгновенно закололо в груди.

- Я не способен что-то чувствовать.

- Если бы это было так, то сейчас тебе бы не было так невыносимо больно, – тихо сказал Кваху так, словно знал это. – И ты не понимал бы, что былая пустота начинает заполняться.

- Вождь…

- Её любовь сумела тронуть ледяное сердце маленького мальчика, – перебил он его, – и потеряя её, этот

мальчик совершит самую большую свою ошибку. И навсегда утратит свой Свет.

- Это тоже мудрость твоего народа? – Почти шепотом спросил Дарен.

- Не моего, – ответил Кваху, отступая назад, – твоего.

Дарен смотрел Вождю вслед, ощущая, как то самое сердце, про которое он говорил, начинает

болезненно колотиться, и что эта мука с каждой секундой становится лишь сильнее. Холодное сердце не

может давать никакой реакции. Покрытое толстым слоем льда, оно должно послушно молчать.

Создавать иллюзию того, что просто не существует. Что вместо него в груди есть лишь пустота. Но

когда она находилась рядом, когда Дарен слышал её смех, ощущал запах или чувствовал легкое касание

её пальцев, всё моментально переворачивалось с ног на голову. Его сердце делало то, что многие года

казалось потерянным и невозможным: вопреки всему, наперекор каждому его убеждению оно гулко