Почему-то меня почти распирает от гордости после такого отзыва. Глупости!

Мы едем через Ахмадабад и Джайпур и потом сворачиваем в сторону — Раджив хочет показать знаменитый Читторгарх, крепость, защитники которой трижды совершали сати. Вернее, сати совершали их матери, жены и дочери, а мужчины гибли в последнем бою. Для раджпутов немыслимо, чтобы женщина досталась кому-то другому даже после смерти мужа, потому вдовы издревле восходили на погребальный костер мужа. Если муж погибал в бою, сати считалось обязательным. Потому, взяв крепость осадой или штурмом, враги всегда заставали там догорающие костры сати.

Алисия крутит головой и презрительно морщится:

— Но как же могли мужчины допустить, чтобы их жены и дочери сгорали заживо?

Раджив молчит, а Салман напоминает о бесконечности жизни, ведь даже сгоревший человек возвращается на Землю в новом обличье.

— Я предпочла бы продолжать в нынешнем. И потом, самосожжение… это же… больно! — Алисия кипит от возмущения антигуманным поведением мужчин-раджпутов.

Я тихонько напоминаю ей, что мы в другой стране с другими понятиями о «хорошо» и «плохо». Это приводит к новому всплеску возмущения:

— Вот потому они навсегда и останутся в своей грязи! Нечего соваться в цивилизацию!

Сингх отошел в сторону и остановился, разглядывая открывающиеся с разрушенной стены крепости дали.

В чем-то Алисия права, европейские христианские ценности разительно отличаются от тех же индуистских. Но имеем ли мы право осуждать? Мы считаем святыми тех, кто погиб за веру, даже если ничего особенного для нее не сделал, но ведь женщины, совершившие сати в Читторгархе, тоже гибли за свою веру. Они наверняка знали, что следующая карма будет куда лучше этой, потому что соблюли законы своей веры.

Спор затихает сам собой, потому что никто Алисии не возражает. Но она заводит разговор снова, причем только со мной, хотя прекрасно видит, что Сингх и Кадера тоже слышат. И разговор этот не о сати, а о смерти вообще:

— На самом деле меня вполне устраивает тот факт, что мы все умрем. Нет, не сейчас, не немедленно, но когда-то позже. Все в разное время и по разным причинам, но жизнь свою закончим. Этот неоспоримый факт придает особенную прелесть каждому утру, ведь, открыв глаза, можно сообщить самой себе: я жива! Если это осознать, жизнь изменится. Ты вдруг поймешь, что в ней не так много времени, чтобы тратить попусту. Но только не стоит кидаться в другую крайность — считать количество дней, часов, минут и секунд. Именно так поступила моя однокурсница Элейн, которая скрупулезно все сложила и умножила, получила огромное число, которое показалось ей совсем маленьким. А уж когда бедолага вдруг начала вычеркивать из длинного ряда вертикальных черточек, обозначающих сотню (!) секунд каждая, эти самые сотни десятками, ей стало дурно. Элейн впала в такую депрессию, которую не смогли побороть врачи. Справился ее парень Стив, он увез несчастную ценительницу секунд в небольшой охотничий домик своего отца на полмесяца и занимался там с ней любовью под девизом «Не стоит терять и минуты!».