… Кажется, я усаживаю Мишку на сиденье, которое совсем недавно занимала сама, старательно пристегиваю его ремнем безопасности и с внутренним содроганием впервые за два минувших года занимаю кресло водителя. Я почти не думаю о том, что больше не могу садиться за руль. Только не после того, как убила свою подругу, не справившись с управлением. Давнюю боязнь водить машину теперь напрочь вытесняет панический страх за жизнь моего любимого, которого немедленно нужно отвезти в больницу или еще куда-нибудь, где есть люди, способные оказать ему помощь. Не такие бестолковые и криворукие, как я…

Нужно успеть. Кто-нибудь еще может ему помочь. Я не верю, что на этом все кончится, только не так, не здесь, не с ним, не…

— Не смей, не смей меня бросать! — верещу как последняя истеричка, сильнее вдавливая педаль в пол и каким-то боковым зрением фиксируя мелькающие в зеркале заднего вида фары мчащихся за мной автомобилей с проблесковыми маячками. Сквозь адский шум в голове слышу голос, призывающий кого-то немедленно остановиться. Не знаю, как тот, к кому обращаются неизвестные люди, но я останавливаюсь, когда впереди показывается знакомый вход, сопровождаемый не снятой табличкой Клуба почитателей тлена.

Это Клуб. Не больница. Идиотка, ты вновь все испортила!

Перегнувшись к соседнему сиденью, я зачем-то вновь трясу Мишку за плечи, на что он по-прежнему не реагирует, касаюсь края безобразной кровавой раны на его щеке, убираю волосы с перепачканного лба и, приблизив свое лицо, губами примыкаю к его холодным губам, но он не отвечает на мой поцелуй.

— Мишка, не смей меня оставлять, — шепчу ему на ухо сквозь слезы. — Я не прощу тебе этого, слышишь?!

Кто-то снаружи рвет на себя дверцу с моей стороны, одновременно с этим распахивается и пассажирская дверь. Неизвестные люди, охарактеризованные шестым чувством, как враги, пытаются вытащить меня наружу, но я лишь сильнее цепляюсь за неподвижного Мишку, не желая покидать его ни на краткий миг. И тем не менее, неизвестным удается вытащить меня из машины, хотя я истошно кричу, царапаюсь и даже пытаюсь кусаться, требуя оставить нас в покое.

Чья-то грубая рука отвешивает мне хорошую затрещину, которая, впрочем, не остужает моего пыла. Фраза, брошенная кем-то «Эй, да он мертв!» переворачивает все мое сознание. Дико кричу и, удвоив свои усилия, все-таки вырываюсь из рук перепуганного мужчины, ничего не понимая и ничего не видя перед собой, бросаюсь наугад в надежде отыскать того, чьи вдохи могу считать до бесконечности, лишь бы знать, что они не прервутся. Вновь издав дикий крик, спотыкаюсь, едва не упав, но тут же ощущаю себя в чьих-то теплых объятиях. Знакомый голос произносит успокаивающе: