Нэнси Дарлинг подошла к той же скамейке, на которой сидел я. Она сняла с шеи шелковый шарфик и вытерла им и без того чистое сиденье рядом со мной, после чего села. Я заметил, что эту церемонию она проводила каждый раз, когда хотела куда-нибудь сесть.
Я подбородком указал на Шарлотту.
– Похоже, она держится молодцом. А как вы?
– Мне странно, что я здесь, но со мной все в порядке. Я рада, что мне удалось побыть наедине с Лидией, пусть даже одну минуту. Мне нужно было за многое ее поблагодарить.
Я кивнул.
– Я не был уверен в том, что Шарлотта сегодня справится. У нее выдалась тяжелая неделя. Но она справляется.
– А ты в ней сомневался. Но скоро все поймешь.
Нэнси произнесла это шутливым голосом, но она не шутила.
– Не обманывайся насчет улыбки на лице моей дочери. О ее нынешнем эмоциональном состоянии я не беспокоюсь. Меня волнует другое.
Я взглянул на Шарлотту и вновь увидел, что она улыбается. Она выглядела так, словно у нее все хорошо.
– Что вы имеете в виду?
Нэнси задумалась.
– Между вами, видимо, довольно близкие отношения. А раз вы вместе работаете, то ты будешь ее видеть чаще, чем я. Возможно, у тебя получится присмотреть за ней. Сделай это для меня.
– Хорошо…
– Не уверена, что ты в курсе, но у Шарлотты есть некоторые психологические травмы, связанные с тем, что она была брошена. Для приемных детей такое не редкость. Но у каждого человека это проявляется по-своему. Быть брошенным – серьезная травма, вызывающая посттравматические расстройства, но многие люди этого, к сожалению, не понимают.
– Я не знал, что у нее есть подобные проблемы, – ответил я.
– У каждого есть свои проблемы. У Шарлотты это выражается в том, что она сначала пытается подавить свои переживания, а потом начинает вести себя очень импульсивно, чтобы заглушить свои чувства.
– Самый сложный период для людей, переживших потерю, начинается, когда все закончилось, – сказала Нэнси. – Нет больше встреч в больнице, где все члены семьи поддерживают друг друга. Все погребено – и образно, и буквально. И тогда все вокруг тебя возвращаются к своей нормальной жизни, а ты, оказывается, еще не готов. И вот об этом моменте я больше всего переживаю.