— Терпеть не могу газеты. Зачем узнавать обо всех этих ужасах, которые творят люди?
— Хочу знать обо всем, — сказал я.
— Но это же не имеет к тебе никакого отношения, — недоуменно заметила она. — То, о чем там пишут, совершенно тебя не касается.
Папа как раз срывал ярлычок с фуфайки «Пэтриотс».
— Вон та команда тоже не имеет к папе никакого отношения, — сказал я.
Никогда не слышал, чтобы мама так смеялась. Она даже упала на диван, а папа немного разбушевался и принялся доказывать мне, что это не
Когда подходит время ложиться, я сооружаю местечко для Педро. Делаю ему уютную постельку из рекламных листовок. Мама только что с ума не сходит. Но хомячок ничего не пачкает, и на мои простыни никакие какашки не попадают.
— Спокойной ночи, Педро. — Я закрываю глаза. Мне нравится, как он дышит, словно бы с натугой.
На следующее утро мама коротко стучит в дверь.
— Школа!
Она говорит это каждое утро. Педро покакал у себя в постельке, и я собираю какашки на бумагу, спускаюсь и бросаю комок в мусорное ведро на кухне. Мама указывает на ведро лопаточкой.
— Это что там? Какашки?
— Да.
— Тогда вынеси наружу.
— Но там же снег.
— С каких это пор у тебя аллергия на снежинки?
Беру Педро и бумажный комочек, выхожу и смотрю на деревья в конце нашего двора. Мама с папой не знают, что я каждый день трачу вдвое больше времени на дорогу к школе, потому что иду назад, через двор миссис Керри с его колючими кустами, потом прохожу вдоль ее забора и через площадку возле мусорных баков, по двору семейства Шоуни, мимо их качелей и лишь затем спускаюсь по их подъездной дорожке на Карнаби-стрит, где и находится моя школа. Так делают все, кто живет на нашей улице. Но я не могу. Кэрриг, Пингвин и другие парни обязательно побьют меня, если только попробую воспользоваться коротким путем. Отнимут газету, отхлестают или забросают снежками. В теплую погоду они толкают меня или выбивают из рук сумку.