Светлый фон
По крайней мере, так почудилось Гизеле.

На самом же деле все произошло так быстро, что Таурин, должно быть, до последнего не верил в то, что принцесса попадет в него.

На самом же деле все произошло так быстро, что Таурин, должно быть, до последнего не верил в то, что принцесса попадет в него.

Но она попала.

Но она попала.

Рукоять ножа торчала из груди Таурина – в том месте, где было сердце. Лезвие пробило одежду, кожу и плоть. Франк замер, оцепенел, затем медленно опустился на колени. Рана была смертельной, но умереть ему суждено было не сразу. Он еще ловил губами воздух, и его предсмертный хрип скорее напоминал смех, чем просьбу о помощи.

Рукоять ножа торчала из груди Таурина – в том месте, где было сердце. Лезвие пробило одежду, кожу и плоть. Франк замер, оцепенел, затем медленно опустился на колени. Рана была смертельной, но умереть ему суждено было не сразу. Он еще ловил губами воздух, и его предсмертный хрип скорее напоминал смех, чем просьбу о помощи.

– Нет! – еще раз закричал Арвид.

Нет! еще раз закричал Арвид.

В следующее мгновение он уже был рядом с Таурином, подхватил истекающего кровью, прижал его к себе, а затем осторожно опустил на землю.

В следующее мгновение он уже был рядом с Таурином, подхватил истекающего кровью, прижал его к себе, а затем осторожно опустил на землю.

Гизела чувствовала себя опустошенной. Словно все эти годы, все эти десятилетия она не молилась, не переписывала рукописи, а сжимала в руках нож. И убивала.

Гизела чувствовала себя опустошенной. Словно все эти годы, все эти десятилетия она не молилась, не переписывала рукописи, а сжимала в руках нож. И убивала.

– Беги от него! – крикнула она Арвиду, уверенная в том, что Таурин и на последнем дыхании попытается уничтожить врага.

Беги от него! крикнула она Арвиду, уверенная в том, что Таурин и на последнем дыхании попытается уничтожить врага.

Но Арвид не бежал. Он склонился над стариком, вглядываясь в его изможденное лицо.

Но Арвид не бежал. Он склонился над стариком, вглядываясь в его изможденное лицо.

Гизела больше не слышала хрипа Таурина, видела лишь, как поднимается и опускается его грудь.