Граф Триполийский побледнел от ярости. Ох уж эти заявившиеся сюда европейцы! Ничего не смыслят в местной ситуации, презирают сложившиеся тут обычаи, завидуют здешней знати, считают, что пулены вероломны, склонны к вранью и коварству, сами же не умеют и не желают находить общий язык с мусульманами, не отличают бедуинов от тюрков, не ведают о разнице между суннитами и шиитами, путают армянина с сирийцем, не берегут достигнутое своими предшественниками и оттирают от власти тех, кто уже четыре поколения защищает эту страну собственной кровью.

Но и Джон, сеньор Арзуфа, один из самых доверенных соратников Амальрика, тоже поднял седую голову, прокряхтел:

– Покойный король, упокой Господь его душу, был вдумчив и осторожен. И вы тоже, граф Триполийский, дай вам Бог долгих лет, вдумчивы и осторожны. А положение наше все безнадежнее, и если мы продолжим действовать тем же вдумчивым и осторожным манером, мы обнаружим себя в море. Шатильон, может, полон недостатков, но он – другой, и нам пора начать действовать иначе. Рейнальд был не самым покладистым человеком и не самым дальнозорким. Но в нем были те же страсть, бешеная неудержимость, самозабвенная горячность и пылкая вера в себя, которые позволили славным паладинам завоевать эту страну и которые ныне полностью выветрились из их потомков – остывших очагов.

Сен-Жиль сразу понял, в кого бросил камешек выживший из ума старикан. Раздраженно пояснил:

– Мы сильны не только хваленым рыцарским духом и безрассудной решительностью. Несравненно важнее то, что у нас, в отличие от всех этих султанатов и эмиратов, царствует право, а не сила. У нас есть Высшая Курия, чьи постановления обязательны для всех, у нас велика власть Церкви, в Утремере каждому известны его права и обязанности, и среди нас не царит произвол.

Его величество, однако, не спешил соглашаться со всесильным бальи. Гильом давно замечал, что хоть граф Триполийский и вел себя с монархом почтительно и должность хранителя королевства исполнял добросовестно, он не сумел или не захотел проявить по отношению к тяжко больному мальчику родственную привязанность, в которой тот так нуждался. Неудивительно, что юный венценосец слепо шел на зов горячей крови к этим никчемным Куртене. Триполи, скупой не только на деньги, но и на душевное тепло, был уверен, что людям все можно объяснить и убедить их доводами разума, а это не так. Люди не хотят справедливости, люди алчут участия и любви.

Бодуэн поправил досаждавшие бинты на лице, обвел саднящими глазами спорящих. Что за человек был этот Шатильон, от которого некоторые ждали беды, некоторые – выручки, но никто не сомневался, что его освобождение принесет с собой огромные перемены?