Вчера утром они двинулись маршем по старой римской дороге. На выходе из Ла Сафури сержантам пришлось зарубить какую-то неугомонную древнюю старуху, злобно проклинавшую «грешных разбойников» и сулившую им погибель. Сельджукские конные лучники обстрелами и непрекращающимися нападениями замедляли движение тамплиеров в арьергарде, а авангард стремился поскорее достигнуть спасительного озера, и вскоре колонна опасно растянулась меж холмов. К полудню все же пробились к источнику Турана, но воды там оказалось – кот наплакал, и Сен-Жиль, которому принадлежала привилегия возглавлять и вести ополчение по своей земле, предложил двинуться к источнику Саджара. За каждую пядь приходилось сражаться с армией Саладина, и вскоре люди и лошади изнемогли от усталости и жажды. Сарацинам удалось оттеснить христиан с намеченного пути и отрезать им возвращение к Турану.

Еще до захода солнца Магистр тамплиеров заявил, что его воины обессилели и валятся с ног. Сен-Жиль посоветовал разбить лагерь на сухом плато у деревни Марескальция. Скоро обнаружилось, что тамошние колодцы, наполнявшиеся зимними водами, высохли. Франки знали каждый камень и источник в Галилее лучше, чем дорогу от собственной постели к ночному горшку, но к концу первого дня они прошли лишь половину пути и потеряли треть людей.

От жажды у Рено закружилась голова. Свой последний глоток из походного бурдюка он сделал еще ночью, когда душащая гарь подожженной степи и жар запаленных врагами костров превратили разбитый ими лагерь в сущую преисподнюю, а басурмане непрестанно подвозили на верблюдах кувшины с озерной водой и на глазах у задыхающихся страдальцев выплескивали драгоценную влагу на землю. До утра франков поливал адский дождь сельджукских стрел, и уши закладывали непрестанные жуткие вопли «Аллаху Акбар!». Тут уже не одна сумасшедшая старуха, но и Сен-Жиль предрек, что все они непременно погибнут и королевство обречено. Местные друзы, не простившие латинянам разрушения Сарахмула, увидели, что положение христиан безнадежно, и переметнулись на сторону магометан.

Спасительная чаша Тивериадского моря мерцала внизу, до нее рукой было подать, но от сухих солдатских глоток ее отделяла тридцатитысячная армия Саладина, непроходимая глупость Лузиньяна и предательство графа Триполийского.

Рассвет дня святого Мартина из Тура застал франков в плотном кольце врагов и огня. Несколько рыцарей графа Триполийского – Бодуэн де Фортью, Раймонд Бак и Лаодиций де Тибериас, пусть души их никогда не обретут прощения! – перебежали к врагам Господа и рода человеческого, а остальное воинство, полумертвое от вчерашнего перехода по безводной местности, от ужасной бессонной ночи в огненном пекле, дыме и под обстрелами, свернуло, по совету все того же Сен-Жиля, к Евангельской Горе Блаженств, вздымавшейся над равниной двумя верблюжьими горбами. Им удалось пробиться к ее подножью, но и здешний родник был сух.