– Да, – буркнул Туполев и махнул рукой в сторону нового лица. – Наша милиция, Иван Артемьевич.

«Совсем как наш купец Колабанов, – подумала я, – Иван Артемьевич». Но этого тезку я несколько раз видела по телевизору, он несколько раз обещал горожанам искоренить преступность и изничтожить коррупцию. Выглядел при этом крайне убедительным. «Генерал или полковник?» – постаралась припомнить я, а вслух пискнула:

– Очень приятно.

– Приятного мало, уважаемая Софья Николаевна, – сурово произнес генерал-полковник и уселся в кресле напротив меня. Седалище его мгновенно обожгло холодом, он было дернулся встать, но проявил выдержку старого дзержинца и, уставившись на меня лицо в лицо, спросил: – Когда вы собираетесь встречаться с подозреваемым?

Напор и натиск, с которыми Туполев взбегал по крыльцу, оказались ничем в сравнении с агрессивным прессингом, идущим от милицейского начальника. Казалось, еще мгновение, и от «уважаемой Софьи Николаевны» на кожаном сиденье останется только мокрое место.

Я проглотила в горле сухой ершик и слабо пискнула:

– Никогда.

Начальник сел на краешек кресла (толи за охладившуюся простату запереживал, толи для пущей убедительности), приблизил лицо вплотную к моим глазам и, вроде бы печально, а на самом деле угрожающе, произнес:

– Что-то я вас не понимаю, Софья. Такую кашу заварили. И в кусты? Не годится.

– Кому это не годиться? – Я откинулась на спинку, подальше от сверлящих глаз, собрала в тугой комок остатки отпущенной природой храбрости и наглости, и швырнула его в полковника: – Мне так очень даже годится.

– А вы не думаете, уважаемая, что продолжение вашего участия в операции в ваших же интересах? – не меняя позы и тона, осведомился генерал. – С вас еще не сняты подозрения в убийстве Кирилла Туполева.

– Иван! – одернул гостя Назар. – Прекрати. Извините, Софья. Иван Артемьевич очень переживает за смерть моего брата.

То ли генерал, то ли полковник продолжил исследовать мое лицо. Я могла бы уничтожить этого квадратного хама одним вопросом: «А скажите-ка, дорогой Иван Артемьевич, почему покойный брат Назара, чью смерть вы так «переживаете», не искал помощи у вас?» Да, видимо, ненависти, которая почти затуманила голову, на это не хватило.

Очень хотелось бы посмотреть, как стал бы изворачиваться высокий милицейский чин, когда б я принялась добивать его вопросами: «Почему Кирилл сказал, что он один? Почему он был уверен, что в этом городе ему негде искать помощи, кроме как у продавщицы из ларька? Почему? Почему?!»

И все же ненависть, видимо, выплеснулась из глаз, ибо полковник, откинувшись в кресле, взял другой тон. Разулыбался и выдал: